Книга На краю любви, страница 141 – Елена Арсеньева

– Погоди! – вдруг спохватилась Ася и слабо улыбнулась, глядя на Федора Ивановича.

Его слова успокоили Асю. Гордость перестала ее терзать, и слезы высохли.

– Ты сказал, что мой отец хотел бы, чтобы ты стал моим мужем?! Это правда?

– Это было его последнее, предсмертное желание, – признался Данилов. – Он сказал, чтобы я женился на тебе, если сорвется свадьба с Никитой Широковым. Я приехал, увидел тебя, но не знал, что делать, ведь ты была так влюблена в Никиту! И я решил покориться тому, чего хочешь ты. Однако теперь мы оба знаем, что от судьбы никуда не деться.

– Да, – радостно засмеялась Ася, приникая к груди Федора Ивановича, приоткрывая губы навстречу его губам, как вдруг увидела, где они стоят…

– Что это?! – шепнула ошеломленно, не веря глазам и даже не заметив, что кто-то принял из ее рук поводья Севера.

Перед Асей был ее родной дом – дом, в котором она выросла, из которого уехала и в который теперь вернулась, пережив так много горя. Ее душа пела: рядом был любимый! – и наверное, счастливые глаза ее видели все в новом, счастливом свете, наверное, это ее блаженное настроение придало обветшавшему, серому от дождей дому Хворостининых обновленный, сияющий вид, заставило заблестеть потускневшие окна; ее счастье бросило на крыльцо ковры, по которым они поднялись под руку с Даниловым в комнаты, сияющие чистотой и украшенные букетами цветов; ее счастье накрыло стол шелковой скатертью и уставило роскошной посудой.

Но нет, это происходило наяву! Спиря встретил их, наслаждаясь изумлением, с которым Ася смотрела вокруг, и одобрением в глазах Федора Ивановича.

– Прикажете ужин подавать? – спросил Спиря, приняв самый серьезный вид. – А за Севера не извольте беспокоиться, им конюшонок займется, почистит, напоит и накормит.

– Какая красота кругом… – дрожащим голосом выговорила Ася. – Какая красота! Ах, если бы мне было во что переодеться, чтобы быть такой же нарядной, как все вокруг!

– Пожалуйте сюда, барыня, – важно изрек Спиря, распахивая дверь, которая, как помнила Ася, раньше вела в спальню ее родителей.

Кровать, которая после смерти отца, а потом и матери, стояла пустой, незастеленной, теперь сияла белизной тончайших простыней, наволочек и расшитым шелком покрывал. В удивительных вазах раскинулись благоуханные букеты. Большущий шкаф, который в последние годы удручал своей пустотой, теперь сиял разноцветьем нарядов.

– Что это, что это, на что это… – бессвязно залепетала было Ася, но Федор Иванович прервал ее:

– Посмотри сюда. Знаю, ты голову ломаешь над тем, откуда это все взялось. Вот отсюда!

Ася только сейчас заметила, что на кровати, на шелковом покрывале, лежат какие-то бумаги. Всмотрелась – и лишь головой покачала: догадки засверкали, словно эспиньоль выстрелил всеми своими зарядами! Вспомнилось: вот они с Лехой едут по широкому проезду к Главному ярмарочному дому, вот поворачиваются к левому торцу и видят, что у подъезда банка стоят десятка два пролеток. Ася, опасаясь, что за ней будут следить широкопольские, прижимает к груди заветный сверток с бумагами, однако Леха велит положить его в повозку, внутрь, чтобы никто не вырвал, а через минуту предлагает: «Давай я лучше сам спрячу твое добро в пролетке, а ты вожжи подержи».

Потом, когда, так и не попав в банк, они уехали, Леха вернул ей сверток. Потом его отнял Тарас. Но Марфа сегодня в ярости кричала, что документов там не было, а просто лежали какие-то бумаги, никому не нужные! И Никита твердил то же…