Книга На краю любви, страница 88 – Елена Арсеньева

– Завтра так завтра, – кивнула Карпиха. – Тогда и мой товар завтра заберешь.

– Коли так, – рассудительно проговорил Леха, – платьишко назад отдавай, бабка.

Он знал: если что Карпихе в ее загребущие руки попадет, назад уже не вырвешь. Юлила воровская мамка, юлила, цеплялась за платье, цеплялась (а оно было из легкого и тонкого бархата, прекрасно сшито, модного фасона!), потом запыхтела недовольно и согласилась – но не купить его, а обменять на другую одежду. Вынесла из-за занавески кучку каких-то вещей и кинула перед Лехой.

– Да это ж барахло барахлянское! – оскорбился он.

– Вот завтра юбки привезешь – сможешь получше выбрать, – ухмыльнулась Карпиха.

Тем временем острые глаза Хромонога разглядели в этой куче синий сарафан, сорочку и платок, которые вполне подошли бы Асе и выглядели не слишком заношенными.

– Ладно, – пробурчал, сворачивая вещички в тючок. – Только вот что. Завтра привезу юбки, а это тряпье тебе верну. Обменяю на что-нибудь получше. Сговорились?

– Сговорились, сговорились, – проворчала Карпиха, и они расстались вполне довольными друг другом, потому что каждому казалось, что именно он облапошил собеседника.

На обратном пути Лиска не только зло косилась на Хромонога, но и фыркала так же злобно.

– Прости уж, подруженька дорогая, – приговаривал Леха виновато, подгоняя кобылку. – Вот приедем в конюшню, попрошу Мишутку тебе хлебушка с сольцой отжалеть. Вот те крест святой, попрошу!

Подъезжая к тому месту, где оставалась Ася, Хромоног посвистел. Никто не вышел из лесочка. Он закричал, срывая голос от навалившегося вдруг ужаса:

– Ася! Анастасия Васильевна!

– Я здесь! – отозвалась она, и неподалеку от ручья заколыхались кусты.

Леха спрыгнул с козел, швырнул тючок с одежонкой в ту сторону, услышал, как Ася ахнула – поймала, значит, – и с облегчением сбросил «гречневик», от которого изрядно вспотела голова, и отвязал надоевшую бороду.

Умылся в ручье, попил, напоил подобревшую Лиску и присел на бережку, вытянув ноги.

До полудня было еще далеко, солнце светило мягко, ласково, не палило. Березы под легким ветерком шелестели так ласково… Птицы иногда перекликались в лесочке, но спокойного щебета взрослых уже было не разобрать за пронзительными выкриками недавно вылупившихся птенцов.

«Что же дальше делать? – думал Леха. – Где же Асю спрятать? Она права – в Хворостинино возвращаться нельзя. У нашей барыни пристроить ее не удастся… А ведь Асе непременно нужно где-то перебиться, пока широкопольские утихнут, перестанут ее выслеживать».

Кукушка затеяла кому-то года считать, и Леха рассеянно попросил:

– Кукушка-кукушка, скажи, сколько мне годков осталось жить?

Что? Кукушка?

Кукушка!!!

Но про птицу он уже не думал – вдруг мысль сверкнула в голове, да такая удачная, такая светлая, что Леха в первую минуту даже удивился, как это она раньше не пришла. Была эта мысль совершенно естественная, верная – она подсказывала единственно возможный и безопасный выход.

В эту минуту из зарослей выбралась Ася. Перемена в ней оказалась разительная! Сарафан и сорочка ей пристали как нельзя лучше, и теперь перед Лехой стояла скромная деревенская девка – еще более скромная, чем та барышня, которую не столь уж давно он повстречал на Сенной площади. Глаза Ася держала опущенными, но когда поднимала их, невольно выдавала свою боль, столько в глазах этих было печали. Однако девушка старалась улыбаться.