Книга Джейн Эйр, страница 121 – Шарлотта Бронте

– Она сумасшедшая! – кричали они наперебой. – Она нам сказала такие вещи! Она все знает про нас! – И, задыхаясь, упали в кресла, подставленные им мужчинами.

Когда их начали осаждать вопросами, они рассказали, что цыганка знает, что каждая из них говорила и делала, когда была еще ребенком; она описала книги и украшения, находящиеся у них дома, – например, альбомы, подаренные им родственниками. Барышни уверяли, что она даже угадывала их мысли и шепнула каждой на ухо имя того, кто ей всех милей, а также назвала каждой ее заветное желание.

Мужчины потребовали разъяснения относительно последних двух пунктов. Но, возмущенные такой дерзостью, барышни только краснели в ответ. Мамаши тем временем предлагали им нюхательные соли и обмахивали их веерами, всё вновь и вновь напоминая о том, что недаром же их предостерегали от этого необдуманного поступка; более пожилые джентльмены посмеивались, а молодежь усиленно навязывала взволнованным барышням свои услуги.

Среди всего этого смятения я почувствовала, что кто-то коснулся моего локтя, обернулась и увидела Сэма.

– Прошу вас, мисс. Цыганка заявила, что в комнате есть еще одна незамужняя барышня, которая у нее не побывала. Она клянется, что не уйдет отсюда, пока не поговорит со всеми. Я думаю, она вас имела в виду, больше ведь никого нет. Что мне сказать ей?

– О, я, конечно, пойду, – отвечала я, так как мое любопытство было задето, выскользнула из комнаты, никем не замеченная, ибо все гости столпились вокруг испуганного трио, и быстро притворила за собою дверь.

– Хотите, мисс, – предложил Сэм, – я подожду вас в холле? Если вы испугаетесь, позовите меня, и я войду.

– Нет, Сэм, возвращайтесь на кухню. Я не боюсь. Я и не боялась, но была очень заинтригована.

Когда я вошла в библиотеку, там царила обычная тишина, а сивилла – если она была сивиллой – сидела в кресле в уютном уголке у камина. На ней был красный плащ и черный чепец, вернее – широкополая цыганская шляпа, подвязанная под подбородком полосатым платком. На столе стояла погасшая свеча. Цыганка сидела, склонившись к огню, и, видимо, читала маленькую черную книжечку, напоминавшую молитвенник; она бормотала себе что-то под нос, как обычно при чтении бормочут старухи, и не сразу прекратила свое занятие при моем появлении. Казалось, она намеревалась сначала дочитать до точки.

Я подошла к камину, чтобы согреть руки, которые у меня несколько озябли в гостиной, так как я сидела там далеко от огня. Теперь я вполне овладела собой; да в облике цыганки и не было ничего, что могло бы смутить меня. Наконец она закрыла книжечку и взглянула на меня. Широкие поля ее шляпы затеняли часть лица, однако я увидела, когда она подняла голову, что лицо у нее очень странное: оно было какое-то и коричневое и черное. Растрепанные космы волос торчали из-под белой повязки, завязанной под подбородком и закрывавшей массивную нижнюю челюсть. Ее глаза сразу встретились с моими; они смотрели смело и в упор.

– Что ж, вы хотите, чтобы я и вам погадала? – сказала она голосом столь же решительным, как и ее взгляд, и столь же резким, как ее черты.

– А это уж ваше дело, матушка: хотите – гадайте, хотите – нет. Но только предупреждаю вас, что я в гадание не верю.

– Вот дерзкая барышня! Впрочем, так я и ожидала! Я знала это уже по вашим шагам, только вы порог переступили.