Книга Царствуй во мне, страница 39 – Наталья Ратобор

– Русские потерянные жизни никто не считает. За злодеяния разбойников никто ответственности не понесет: каршинский бек и духовенство вышли сухими из воды, а бухарского эмира Государь задобрил новыми чинами и наградами, – сокрушался капитан Илья Арнольдович Ворохов.

Шевцов тем временем усиленно изучал тюркские наречия, приготовляясь к секретному контролю за донесениями наемных лазутчиков и местным шариатским судопроизводством.

* * *

Видно, разжалование и ссылка известного в Туркестане героя Российской армии и кавалера многих орденов Аматуни, вкупе с переживанием жестоких впечатлений и накопившейся усталостью, неблагоприятно повлияли на состояние духа Шевцова – он захандрил. Запустил бритье, не следил за свежестью исподнего, вяло исполнял служебные обязанности, понуждая себя к работе через силу, сделался рассеянным и забывчивым. Иссох плотью, дурно спал; ничего не хотелось, ничего не шло на ум. Порою пугался проносящейся птицы; внезапно будто наяву заново переживал кровавые казни; по ночам грезились пытки. Захворал «воинской» болезнью.

Шевцов привык уединяться. Он надолго уходил в сопки, нарушая запреты командования. Бесцельно шатаясь по каменистым склонам, не беспокоился ни о своей безопасности, ни о служебных последствиях ослушания и дурном впечатлении, производимом на подчиненных.

Валерий обратился к полковому священнику: утерял возможность молиться. Отец Георгий сделал ему строгое внушение и, попеняв за редкую исповедь, велел для духовного выздоровления ежедневно прочитывать по главе Святого Евангелия да ежемесячно прибегать к Святому Причастию. Валерий Валерьянович послушался и с Божьей помощью постепенно начал приходить в себя. Начальство, всегда благоволившее к офицеру, поразмыслило и почти насильственно отправило его в четырехмесячный отпуск, с сохранением казенного содержания.

Здравствуй, столица – родная обитель; здравствуй, хмурая Нева, сливающаяся с равнодушным зеленоватым небом, пронзенным шпилем Адмиралтейства; здравствуй, Ангел, придерживающий крест на монферрановой гранитной колонне; здравствуй, сырой и свежий балтийский ветер; здравствуйте, звенящие суетливые и расторопные трамваи; здравствуйте, любезные стороннему взору солдата мирные прохожие. Ваши милые лица, как и царственные здания, пробуждают во мне ностальгию.

Шевцов телеграммой предварил батюшку о своем прибытии: его поджидали. Расцеловав отца и сердечно поприветствовав прислугу (в «Союз домашней прислуги» от Шевцовых никто не вступал), Валерий разоблачился и роздал подарки. Единым махом взлетел до середины лестницы – и остановился, встретив непредвиденное препятствие.

Навстречу ему спускалось дивное создание с очами цвета спелой вишни и волнистыми кудрями, выбившимися из прически. На незнакомке была одета кармелитовая блуза простого фасона. На милом лице юной барышни читались чувство собственного достоинства, чистота и нежность. Шевцов вопросительно оглянулся – Валерьян Валерьевич, буквально светясь от гордости за питомицу, чуть кивнул, подтверждая его догадку.

– Илона?!

Словно получив разрешение, девушка приблизилась – и вдруг с невинной радостью бойко его расцеловала. Перед Валерием снова была непосредственная, простая душой дочь своего народа. Все привитые ей аристократические манеры исчезли в мгновение ока. Шевцов ответил смущенным поцелуем и не посмел фамильярничать, обратившись к названной сестрице на «вы».