Книга Царствуй во мне, страница 42 – Наталья Ратобор

– Ответьте честно: вы сами-то женились бы на простолюдинке?

Шевцов задумался. Перед его внутренним взором предстал образ милой невинной Илоны. Обида за лучшую в мире девушку захлестнула его.

– Молодой человек: даже лисица не пакостит в курятнике по соседству. И да, в моих глазах она затмит всех записных красавиц. Но ты ее не достоин.

– Вы решительно лишены дворянского самосознания и здоровых амбиций, Валерий Валерьянович? – изумился молодой человек.

– Совершенно: Туркестан не таких ломал. А к моей названной сестре, Лии Валериановне, прошу впредь забыть дорогу. Добром это не кончится – придется тебе, Станислав, выйти в отставку по причине перенесенного телесного оскорбления: я ведь в секрете держать не стану. Это я тебе говорю, как офицер офицеру.

* * *

Шевцов возвращался томительно размышляя, как бы поделикатнее передать содержание не самого приятного разговора. Чуткая Илона вмиг все поняла. Вскрикнув и закрыв лицо руками, она стремительно убежала и затворилась в своей комнате.

Девушка не откликалась целый день и только к вечеру допустила к себе старика. Карауливший у ее двери младший Шевцов немедленно проник в светлицу. Илона сидела, отворотившись к стене, с сухими глазами – и на вопросы не отвечала. Шевцов осторожно взял ее за руку:

– Лялечка, милая, что для тебя сделать, девонька?

Илона глянула на него потемневшими пуще обыкновенного, жгучими очами:

– Зачем из хора забирал? Пела плясовые, печаль и забота нет никогда. А теперь – от один берег уплыла – к другой попасть никак. Погубить ты меня, Валерий Валерьяныч, ох, губил.

Валерий словно ухнул в ледяную прорубь.

– Надо было по благословению, – шепнул отец. – Вишь ты, гордец-благодетель. Самонадеян, ты, братец.

Валерьян Валерьевич долго молча гладил по голове отвернувшееся от них приемное дитя.

* * *

Натянув ворот шинели до ушей, Валерий Валерьянович бодро топтался с ноги на ногу у Исакия: мороз испытывал фамильное шевцовское нутро на прочность.

Наконец подкатил в собственном экипаже бравый гвардеец и без пяти минут штабс-капитан Дружной. Офицеры протянули было ладони для рукопожатия – и обнялись. Поехали поужинать в «Контан», где их уже ожидали приятели Сергея Александрыча. Дружной особо намеревался свести друга с колоритною личностью – поручиком Захаром Анатольевичем Томшиным, остряком, доводившим аудиторию до колик от смеха, и выдающимся усачом, купавшим и без того рыжие усищи в соусах и борщах.

Взбираясь в пролетку, Дружной взахлеб делился с Шевцовым событиями своей жизни:

– А я, представь, в инфекционную больницу угодил, да и надолго.

– Что ж – гепатит? Выздоровел?

– Черта с два гепатит. Это у вас там, в далях азиатских: чуть что – желтуха. А я, брат, «постыдную болезнь» подхватил. Теперь с содержательницей борделя сужусь: оказывается, у ее «кошечки» санитарный альбом был просрочен! Регулярно они обязаны девиц обследовать.

– Господи, Дружной, откуда такие подробности?

– Не лицедействуй, Шевцов. Сам знаешь: у нас в части до половины состава эту болезнь переносит, да хоть и семейные. Пришлось лечение претерпеть – 30 меркуриальных впрыскиваний. Боль адская, хоть кричи! Говорят, небезызвестный профессор Эрлих изучает новое лечебное средство – ждем-с-не дождемся.

– Не по делам ли награда?

– Фу-у, Шевцов: фарисейство дурно пахнет. А сам что – непорочный младенец?