Онлайн книга «Царствуй во мне»
|
Вечером того же дня Илона, сама себе аккомпанируя, исполнила сильным проникновенным голосом скорбную песню Любаши из первого акта «Царской невесты». Ее пение, помимо отменного вокала, отличалось удивительной артистичностью, доводящею слушателя до экстаза. Потрясенный Шевцов, полагавший себя искушенным в искусстве, теперь только в полной мере оценил, какой сияющей жемчужиной оказалась недавняя дикарка. Не иначе, молитвы приемного отца и прикосновение к искусству смягчили ее и прежде восприимчивую, тонкую и застенчивую душу; возвысили помыслы и исполнили христианского смысла все ее благодарное существо. * * * Посреди ночи Шевцов очнулся от того, что внезапно оказался на полу. Он тяжко дышал и был мокр от пота; сердце неслось вскачь, во рту пересохло. Стоящая рядом на коленях полуодетая, встревоженная Илона, прыскала ему из кружки ему в лицо водою: – Илона? Ты что? Ты зачем? – Кричали очень, Валерий Валерьянович, что подкоп завален, и что взрыв раньше времени… Потом будто в атаку пошли… Я думала, вы из окна сейчас прыгнете… – Валюша, тяжкие рубцы на душе оставляет война… Такова наша служба, – заговорил Валерьян Валерьевич, обнаружив свое присутствие. – Слава Богу, не расшибся, пока на пол летел, да головой не тукнулся, когда под кроватью подкоп искал. Часто это у тебя бывает? – Случается, – нехотя ответил Валерий. – Отец, Илона, ступайте спать я уж в себя пришел, – добавил он, утирая мокрый лоб и, отдышавшись, поднялся с паркета. – Идите, батюшка, я догляжу, – промолвила девушка с ласкою в голосе. – А, ну что ж, – улыбнувшись, ответил старик, удаляясь. – Поговорите теперь, дети, раз уж все равно не спите. * * * – А что, Ляля… Так тебя, кажется, отец величает? Понравилось тебе жить у нас? – Конечно, нравилось. Мне не обижали. Не кричал никогда, а сначала я батюшка… как бы сказать… горчать. Смешно вспоминать… «Ни сказать, ни руки подать». Учились – много. Учителя ходили, а еще я тоже ездила. Хотела, чтобы вам не стыдно за меня. Только… – Только? – Ваши сестры – против. Конечно, София Валерьяновна потом презенты мне послала, но только… – Прости их, Лялечка, они во власти сословных предрассудков. Понимаешь, о чем я? – Я ничего… Я очень благодарная. Вы мне позволили учиться, голос ставить. В театр пойти. – И ты преуспела, милая девочка, ты очень талантлива… Не смущает ли тебя моя непочтительность? – Полно, Валерий Валерьянович. Вам можно «ты» ко мне. – Ну тогда и оба на «ты» перейдем… Нет, я настаиваю! Они помолчали. – Ляля, я, грешным делом, на столе у тебя переписанные стихи в тетрадке подсмотрел. О ком помышляла? – спросил Валерий и начал цитировать нараспев: Щеки Илоны вспыхнули. Шевцов заметил это и предпочел сразу расставить все точки над «i». – Выросла ты, девочка, мечтательность в глазах. Влюблена? Илона отвечала нехотя, но затем увлеклась, заговорила возбужденно: – Ты ко мне вся душа, Валерий Валерьянович… Спасал из унижения, когда я была глупым дитя. Чужой в стране… Семьи – не была. Ты должен ждать от меня верность и любовь, но только… У тебя – сердце доброе, и я молю: отпусти к любимый человек – он лучше всех! Шевцов обрадовался. Впрочем, по обыкновению не подал виду и не поменял выражения лица. Только на долю секунды живо в уголке глаза блеснула яркая искорка. Но для чуткой Илоны и того было достаточно: |