Книга Царствуй во мне, страница 44 – Наталья Ратобор

Но даже обладавший исключительно тонкой интуицией Шевцов не смог бы предугадать дальнейшего идеологического движения Струве, через участие во Временном правительстве в недра оппозиционных большевикам и красному террору организаций, вплоть до присоединения к белому движению. Вся жизнь этого господина была решительным и неистовым толчением воды в ступе, ярчайшим образчиком пути пожизненного оппозиционера.

В пору знакомства с Валерием Валерьяновичем сей прелюбопытный персонаж проявлял себя на многих фронтах: преподавал на кафедре политэкономии в Санкт-Петербургском политехническом институте, являлся соредактором журнала «Русская Мысль», сотрудником «Московского еженедельника» и участником сборника «Вехи», критиковавшего овладевший интеллигенцией политический радикализм и вызвавшего в среде либеральной буржуазии бурю горячих откликов.

Господин военный врач с гордостью за известного знакомца поделился с Шевцовым выпуском «Вех». Перед визитом Валерий Валерьянович полистал статью Петра Бернгардовича: господин Струве обвинял русскую интеллигенцию в участии и подготовке первой революции 1905–1907 годов и теперь призывал ее заниматься «политическим самовоспитанием». Не прослеживалось в статье ни признаков искреннего раскаяния, ни, тем более, публичного самообличения.

Пообщавшись с убежденным «кадетом», сторонником теории оттеснения самодержавия от власти любыми средствами, вплоть до временного сотрудничества с большевиками, Шевцов припомнил свое давнишнее размышление о пассажирах, долбящих днище корабля в открытом море.

– С ума вы здесь все посходили, – презрев церемонии, резюмировал Шевцов.

– Полно: что с него возьмешь, Казимеж Адамович, – по окончании обеда саркастически подвел итог умнейший, но непонятый господин Струве, запахивая пальто и спускаясь по лестнице.

Он направлялся в ресторан «Палкинъ», где, пощипывая усы и почесывая бородки, его уже поджидал в нетерпении целый выводок столь же блестяще образованных и полезных обществу, не до конца еще вылупившихся из самодержавного яйца, но вселяющих надежды подопечных струвят.

Плеяда гениев либеральной современности, возглавляемая социалистом господином Бердяевым, млея от ощущения собственной значимости и упиваясь единомыслием в вопросах демократии, достигаемым в драматичных дискуссиях, заседала в ресторанном кабинетном чреве – в плодотворной разноголосице, пламенея новыми речами и возгораясь космического масштаба идеями. Это были люди пристойные. В отличие от нищей компании младших офицеров, они не шлялись по доступным кокоткам, а посещали солидных дам. Они имели достаточные счета в банках и вышколенную недешевую прислугу. Странное дело: чем радикальнее был оппонент самодержавия, тем объемнее становился карман. Лишь немногие задавались вопросом о причинах такого парадокса. Это была среда, сугубо чуждая прямолинейному и огрубевшему в казармах Шевцову, воспитанному в иллюзорных идеалах верности присяге. Так виделось его новым знакомцам.

* * *

– Аннушка, душка, наконец-то пожаловала!

– Софочка, да и ты сто лет Москвы не навещала!

Так восклицали сестры, заключив друг дружку в объятия. Вместе с мужьями они прибыли на Загвоздинскую к отцу на его семидесятилетний юбилей.

– Зюзик. Совсем не переменился!

– Вы мне льстите, Анна Валерьяновна: моих проплешин разве слепой не заметит, – отнекивался польщенный Зиновий Андреич.