Книга Царствуй во мне, страница 47 – Наталья Ратобор

Сеид Алим-хан долго с восточным красноречием приветствовал спасителей от имени правящего эмира, побоявшегося, однако, самому явиться в бунтующую столицу. Он обвинял возмутителей порядка в злоумышленном посягательстве на нынешнее государственное устройство, со свойственной ему восточной хитростью намекая, что мятежники выступали и против российского протектората.

Позже генерал-майор встретился с делегацией протестующих. Вопреки ожиданиям вместо шумной неграмотной толпы в зал вошла чинная группа студентов-суннитов, вручивших ему тщательно составленную петицию с требованием сместить с должности верховного кушбеги Бухары и несколько высокопоставленных чиновников-шиитов, включая и самого господина Алим-хана.

С позволения командующего, Шевцов снабжал перевод своими комментариями, делая паузы, в которых переспрашивал делегатов и тщательно доискивался до подлинных причин из слов и поступков. Уверенный, что многие из присутствующих студентов понимают русский язык, а заводилы беспорядков и английский, особо важные, конфиденциальные сведения излагал он по-французски.

Штаб корпуса счел нужным встретиться с суннитским духовенством и чтецами манкабатов^[19]в шиитских мечетях. И те и другие жаловались на клановое местничество, несправедливое правление, излишнюю жестокость по отношению к недовольным – и жаждали реформ.

Оценив ситуацию и послав докладную записку министру внутренних дел господину Столыпину, генерал-майор заключил, что надо удовлетворить требования большей части населения и сместить нерадивых правителей. Уже 15 января противоборствующие народы удалось примирить; публично был совершен совместный намаз. Закончив наведение порядка, рота убыла в Самарканд.

Встревоженные опасным «брожением умов» в мусульманской среде и подогреваемой извне тенденцией к религиозному фанатизму, Столыпин и военный министр Сухомлинов озаботились усилением разведки и увеличением числа агентов в среде местного населения. Отважному капитану Шевцову значительно прибавилось работы.

* * *

Валерий Валерьянович скоро прикипел душой к этому солнечному многонациональному оазису, к благодатному краю с шумными базарами и тихими, обожженными солнцем полуденными улочками; тенистыми духанами с резким запахом пряного, сочного жареного мяса. Он привык к лукавым зазывалам у изобильных лавок с пышными коврами, халатами, дивными специями и редкой утварью; к восточному гостеприимству, побуждающему распахиваться любые двери. Город отвечал Шевцову взаимностью. Тот же с сожалением расставался с многоликой и яркой Бухарой, когда пришла пора уезжать. Так он записывал в своем дневнике, которому доверял основные события своей жизни. Также он исправно помечал даты, когда семье рабочего Чернышова должен был прийти очередной его денежный перевод. Впрочем, это делалось вслепую: об их судьбе ему было мало известно.

Летом 1910-го Василий Николаевич Чернышов, сын погибшего в «кровавое воскресенье» рабочего-путиловца, уехал на золотые прииски в Сибирь. Завербовали его агенты «Лензото» – Ленского золотопромышленного товарищества.

Жалование обещали щедрое, рабочий день не более 11 часов в сутки, после смены дозволялось самостоятельно намывать золотой песок. Говорили, жилье там приличное. Сразу выплачивали 135 рублей авансом – деньги немалые. Знающий себе цену толковый работник, Василий Николаевич объявил вербовщику, что без жены не поедет. Охватив взглядом крепкую фигуру молодого, здорового парня с копной русых волос, и немного подумав, агент, сделал отметку в блокноте. Вскоре пришло уведомление, что управляющий разрешил Василию взять с собой супругу. Для молодой семьи предназначалась отдельная комната.