Онлайн книга «Царствуй во мне»
|
Шевцова ощутимо трясло. К горлу подкатывала сосущая тошнота. Он и помыслить не мог, что придется расстреливать русских, гражданских. Не так он представлял себе военную службу. Проспект стремительно обезлюдел. На скользкой ледяной мостовой остались темными силуэтами убитые и возбуждавшие ужас, хрипло стонущие и орущие раненые. Солдаты помогали их вывозить. Шевцов остановил взгляд на покрытом меловой бледностью, усатом лице коренастого мертвого мужчины: «Этот безоружный… Шел на заклание за чужие идеи… Должно быть, рабочий или даже мастер… Столичные неплохо зарабатывают. Пожалуй, семья, дети, квартиру снимали не тесную, лечились при заводе, наверняка дети в школе… Чего им не хватало? Политических свобод? Зачем они этому пожилому семейному человеку с устоявшейся жизнью? Зачем ему и его семье эти бесплодные фантазии? Что подтолкнуло его влиться в беззаконную толпу бунтовщиков? И сколько таких было в расстрелянной толпе? Сотни? Тысячи? Это коллективное безумие!» Подошли понурые солдаты: – Ваше благородие, дозволите грузить? – Знаете, кто это? – Вроде с Путилова здесь были. – Куда их? – Из Александровской кареты прислали. – Забирайте. * * * Шевцов подал рапорт об увольнении из армии. Штабс-капитан с безучастным лицом принял бумагу и молча отложил в сторону. Поднял глаза и произнес равнодушно: – Вы свободны, господин подпоручик. Обдумывая для себя иное поприще, Шевцов медленно возвращался на квартиру. Вскоре его вызвали в штаб армии. Генерал-майор Георгий Рафаилович Ковалевский по-отечески отчитал молодого Шевцова. – Мы ведь с вашим батюшкой еще в одном военном училище образовывались. Давние однокашники, так сказать. Потом в русско-турецкую бок о бок сражались. Боевое братство, знаете ли, превыше любви и карьеры. Тем более я самой жизнью отцу вашему обязан. Не будь он комиссован по тяжкому увечью, так и выше меня бы уже поднялся. А я между тем давно за вашим продвижением слежу. У вас большие перспективы, молодой человек. И высокая протекция вам не повредит. Позвольте осведомиться: отчего такое опрометчивое решение? – Позвольте оставить при себе, господин генерал. – Нет уж, благоволите объясниться. Ежели не считаете себя более связанными военной дисциплиной, то ответьте, по крайней мере, из уважения к старинному другу вашего батюшки. – Георгий Рафаилович, вы пользуетесь запрещенными приемами… – Если угодно. Жду ответа. – Что ж. Не считаю возможным продолжать службу после убийства гражданских в Санкт-Петербурге. – Вот как? Замечательный максимализм. А что вам, дозвольте поинтересоваться, известно об этом деле? – Только то, что видел своими глазами. – А подоплека вам, конечно, не известна? – Подоплека не важна. Расстрел есть расстрел. При всем уважении, Георгий Рафаилович. – И вы пренебрежете присягой? – Присягал служить Его Величеству и России, верой и правдой. А не выступать беззаконным карателем. – Попридержите язык, господин подпоручик! Крамольные и дерзкие речи ведете. – Виноват, господин генерал-майор. Не имею власти отменить истину. – Истину поминаете? Ну пусть, господин правдоискатель. Исключительно ради дружбы с вашим батюшкой просвещу вас, хоть и не вашего ума это дело. Генерал от инфантерии достал газетные листы, продемонстрировал строптивому подпоручику: – Вот публикация New York American, подписанная неким господином Горьким. Датированная, заметьте, 4 января 1905 года. Прошу ознакомиться. Статейка оповещает о грядущем кровопролитии в российской столице. Теперь далее. Вот статья другой американской газетки, издана 6 января, с предупреждением, что через 2 дня деспотическое российское самодержавие прольет кровь беззащитных безоружных рабочих и членов их семей. Подписано господином Милюковым. Теперь припомните: не наблюдали ли вы чего-нибудь особенного во время шествия? |