
Онлайн книга «Царствуй во мне»
– Чем же худ леденец? – Зяблик соколу не пара. – И кто же из нас двоих зяблик? – Не ерепенься, к тебе не идет. – Ну, допустим. Пусть – зяблик. Зачем же вы дали благословение на брак? – Разве ты меня в ту пору послушал бы? Посмотрел бы на себя со стороны. Дышащий страстью дракон: сверкающий взор, восторженные речи, пламенеющий лик! Герой рыцарского романа, понимаешь ли, – не подступишься. – Вы предсказываете роману грустный финал? – Зачем… невеста – не жена, дозволено и разневеститься. По крайней мере мне претят чопорные девицы. – На что вы меня толкаете, отец? – Полно, Валюша, ты, разумеется, сам можешь свою судьбу решать. 22 года не шутка. Я в твоем возрасте – ого-го! – в русско-турецкую в атаки ходил. Твой выбор – тебе с ней и жить. Но, чур, не сетовать потом. Жениться легко – ужиться трудно… Прости, сынок, что наставляю. И давай-ка в столовую: Алена, верно, ужин подала. А мне в храм Божий пора, не обессудь. А может, вместе? – Нет, папенька. – Мне Всенощной пропускать нельзя. Я же и в хоре, и старостой. – Помолитесь за меня! – Уж это непременно. Отъезжая на следующий день, Дружной подмигнул товарищу: – Смотрю, папаша твой того гляди в монахи подрядится. Молодой Шевцов зыркнул острым взглядом: – Кто дал вам право… Позвольте откланяться. Признателен за компанию. – Что ты, Лера? Не сердись, братец. Уж я вперед дерзить не стану. Шевцов не ответил, но лицо его смягчилось. * * * Подпоручик справился об убитых в морге Александровской больницы. В списке погибших его внимание привлекла фамилия Чернышов. Оказалось, что это мастер с Путиловского завода, 1850 года рождения. Осведомившись о месте жительства покойного, Шевцов отправился по полученному адресу. На Первой Рождественской завернул в нужное парадное. Бесконечно долго поднимался на второй этаж; клацанье кованых сапог эхом отзывалось в лестничной винтовой спирали – или так ему чудилось? Переборов пакостный нутряной холодок, медленно приблизился к ровно покрашенной двери и постучал костяшками пальцев. Открыла несуразная прыщавая юница с печальными глазами, держащая на руках пышнощекую трехлетку. – Вы к кому? – Чернышов Николай Николаевич здесь проживал? – Вы из жандармерии? Ваши сегодня приходили уже. – Нет, я не из… Я по другому вопросу. – Войдите, – посторонившись, пропустила офицера девочка, – Мама! Там опять насчет папы пришли. Шевцов вошел в чистенькую кухню с большими солнечными окнами на улицу, украшенными ярким тюлем с рисунком из крупных георгинов. Жалко смотрелась на его фоне измученная бессонницей, с выплаканным блеклым лицом, нелепо и небрежно одетая женщина, сидящая на простом стуле. К ее коленям припал костлявый мальчонка пяти-шести лет, с подсохшими, грязными разводами от вспухшего носа к щекам. Его рыжие волосы торчали неопрятными клоками. Шевцов собрался с духом: – Вы вдова? Мои искренние соболезнования. – Благодарствуйте. Вы знали моего мужа? – В некотором роде – в момент гибели… – Вы были там? Шевцов замялся. – Я был в оцеплении у Нарвских ворот. – Вы стреляли? – Отдавал приказание. – Боже мой. Зачем вы здесь. Или вам мало того горя, что вы нам принесли? – Я пришел просить прощения, сударыня. И если я только могу хоть чем-то быть полезен… Денежными средствами, либо помощью детям в получении образования… Женщина взорвалась рыданиями. Пехотный подпоручик Шевцов поежился, чувствуя, что под мундиром покрывается гусиной кожей. |