Онлайн книга «Царствуй во мне»
|
«Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии – отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость – физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…» * * * На одном из переходов штаб отступавшего полка Шевцова нагнали залпы буквально дышавших им в спину частей немецкой артиллерии. Штабная хибарка вспыхнула, будто папиросная пачка. Шевцов, схватив карты, кинулся к окнам. Стекла разом треснули, пламя ворвалось внутрь. Найти в дыму дверь было практически невозможно. Выбора не оставалось: Шевцов прыгнул сквозь завесу огня. Вылетев наружу, он, задыхаясь, катался по вспыхивавшей траве. Артобстрел продолжался. Задело осколком руку – и сразу шрапнелью в плечо. Полковнику Шевцову нечем было ответить: в частях не оставалось боеприпасов. Все, что мог сделать личный состав, – укрыться в воронках и складках местности. * * * Обгоревший Валерий Валерьянович надолго выбыл из строя. Его немилосердно трясло в санитарном поезде. Неправдоподобная боль. Теперь ему стала понятна метафора «живьем кожу содрать» – в прямом смысле. Морфий не берет. Не забыться. Как тут уснешь? Эх, отец, видел бы ты… И Илона… Осталась одна в положении: Константин на фронт отбыл. Но показала себя стойкой самоотверженной женой: ни слезинки на проводах, улыбается весело мужу, ласкается… Чего ей это стоило, можно вообразить. Вот и проявилась отважная цыганская кровь. Опять это раздирающее душу страдание. Боль – как живое существо внутри, ненасытное и враждебное, подминающее человеческое достоинство и уравнивающее царей и простолюдинов; скручивающее внутренности, неотвязное. Где ты, Святый Боже? Последняя моя надежда. Закусив губу, выгнувшись дугой – призываю Тебя. * * * По палатам прифронтового госпиталя как обычно распределяли прибывшую партию раненых. Новенькая, только что переведенная из тыловой санчасти, медсестра Варвара Чернышова притихла, напряженно вглядываясь в глубь зала: она узнала своего знакомого незнакомца из газетной статьи. Варя давно затвердила его имя – Шевцов Валерий Валерьянович. Старшая медицинская сестра забеспокоилась: – Что ты как к месту примерзла? Что стряслось? Из родственников кто-то здесь? Варвара вымолвила с подавленным вздохом, указывая на скорченный от боли торс Шевцова: – Там доставили раненого… мучается… жалко! – Тьфу на тебя, дуреха. Мало ты еще увечий видала, чувствительная больно. – Лицо необычное: геройское, благородное. И красивый тоже. Старшая сестра в сердцах повысила голос: – Варвара Николаевна, примите поднос с медикаментами и займитесь своими служебными обязанностями. Прошу не отвлекаться на «красивые» лица во время работы. И ворчливо добавила, обращаясь к перестилающей постель пожилой санитарке с выбеленными стиркой пухлыми руками со вздутыми венозными прожилками: – Пигалица – от горшка два вершка, а туда же. Только любовью и грезят. Фифы. Только бы хвостом крутить. * * * Светлокудрая, приветливая София Валерьяновна и мохноногий с объемным брюшком Зиновий Андреевич растили двух ветреных сорванцов, вздумавших в начале войны убыть военными эшелонами на линию фронта. Нерасторопных барчуков благополучно выловили и отправили к маменьке с папенькой. В виде исключения отродясь не поротые чада были высечены и оставлены на неделю без сладкого. Вздыхающая матушка передавала им пирожные контрабандой, пряча под сухарями. |