Книга Царствуй во мне, страница 75 – Наталья Ратобор

* * *

– Валерий, как там – на передовой?

– Константин Назарыч, за новостями не следишь? Газетчики все события наперед знают.

– К газетным публикациям отношусь скептически. Хотелось бы из первых рук.

– А, ну что ж. Катастрофим.

– Поподробнее? Смотрю, с критикой – все, кому не лень. И ты тоже замахиваешься на государственное устройство?

– Здравая критика – не значит «замахиваться». Самодержавие, конечно, последний фундаментальный оплот… Раскачивать корабль государственности в условиях войны – преступление вдвойне. Но! Это не отменяет того, что страна решительно была не готова к войне с прекрасно технически оснащенной, индустриальной Германией. Союзники, как водится, «поддержали»: сорвали поставки снарядов, забрав притом плату золотом. Защитить братскую Сербию было, несомненно, делом чести… Но, Боже мой, какой ценой! Мы несем невероятные потери, мы гнием в окопах, нас травят газами, сносят артиллерией… Мы даже отстреливаться не можем! Боеприпасов нет, продовольствие на передовую доставляют с задержками, повсюду саботаж, солдаты негодуют и ропщут. А эти наши сытые и благополучные псевдопатриоты в тылах размахивают флагами и требуют «до победного». Любою ценой. Но не за счет собственных жертв, а исключительно ценою наших.

– Каков же выход в сложившейся ситуации, как тебе видится?

– У меня все еще мысли – вразброд. А ты как полагаешь, Константин Назарович?

– Пойти в широкомасштабный прорыв и, развив наступление, закончить войну в пределах наших государственных границ. Заключить мир – настолько выгодный, насколько это возможно, и выйти из войны. Германия в такой ситуации будет только приветствовать мир, поскольку для нее затруднительно далее держать два фронта, а то и пойдет на уступки – потребовать контрибуции.

– Самое сложное в твоей программе – обеспечить еще один прорыв.

– У нас в наличии блестящие полководцы.

– Ты имеешь в виду Брусилова? Полагаешь, он справится?

– Нам остается надеяться.

– Но Брусилов считает возможным закончить войну только на территории противника. С точки зрения доступных ресурсов, со временем перевес в войне неизбежно станет клониться в нашу пользу. Но в условиях постоянной смены министров, революционного брожения и разложения в армии – это бесполезно.

– Так что ж, выходит, ты – пессимист, Валерий?

– А ты? Как о себе мыслишь? Я – реалист, убежденный.

– И я, пожалуй. Однако позволь заметить: хоть меня и раздражает до зубной боли истерия упадничества, но посещает тайная мысль: мы ведь с тобой ничем не лучше записных пустозвонов, коими изобилует наше любезное Отечество. Всяк владеет точным рецептом спасения Родины, и у каждого он – свой. У меня ощущение, что нас и правда неумолимо влечет к катастрофе. Чужим – не сказал бы. Но ты – до мозга костей наш. Скажу. На самом деле я не знаю, что следует предпринять для предотвращения полного краха.

– Эх, Костя, хотел бы я дать точный ответ, только я его не знаю. Одно, как мне думается, сказать можно. Помнишь почившего отца Иоанна, к которому со всей державы за помощью ехали?

– Тот, что из Кронштадта?

– Да. Была у него идея спасения в приближении к невозвратной пагубе.

– И?

– Рецепт ниневитян, искренне раскаявшихся в грехе – изобретать не нужно. Когда бы все россияне хоть единожды встали перед Богом на колени и ударили в грудь – мол, грешен, помилуй! Тотчас российский народ был бы спасен. Государственной верхушке – каяться за гордыню с надменностью, разврат, корысть и предательство в Божием Таинстве помазанного Государя; населению – за зависть и злобу, воровство и пьянство.