Книга Гондола химер, страница 33 – Морис Декобра

Разговор не клеился, но бутылка шампанского оживила его. Сэр Реджинальд заметил:

– Мадам Саккарди представила вас, как свою кузину. Эго милая мистификация, не правда ли, м-ль Андреа?

Молодая рабыня сделала гримасу упрека, как будто сомнение в ее действительном родстве с мадам Саккарди было оскорблением.

– Нет же. Елена и я были замужем за двумя братьями. Мой муж погиб у Изонцо. Ее муж уехал В Соединенные Штаты и не подает о себе никаких вестей… Мы остались почти без средств. Я вынуждена была жить на вдовью пенсию, которой едва хватало на оплату парикмахера и на венецианскую лотерею; она жила на свое маленькое приданое, заключавшееся в нескольких десятинах земли у устья Бренты. Саккарди сняла этот дом и отдает при случае две-три комнаты, а я развлекаю жильцов, которые боятся одиночества после захода солнца.

– Это система Тэйлора.

– Как? – спросила Андреа.

– Наука распределения и организации труда. Елена привлекает, а Андреа удерживает.

Джимми потребовал вторую бутылку шампанского. Лед был сломан. Вдова воина с Изонцо, обняв Джимми за шею, с наслаждением пила. Соломенная вдова эмигранта, усевшаяся возле сэра Реджинальда, держалась с большим достоинством. Она с удовольствием наблюдала за количеством выпитого шампанского по сто лир бутылка, не считая услуг. В то время, как сэр Реджинальд занимался ею, Джимми небрежно осведомился у Андреа:

– Ваши комнаты сейчас все заняты?

– Нет, милый, только две. Третья в твоем распоряжении, если хочешь.

– Кто живет в этих комнатах?

Андреа была не особенно щедра на подробности:

– О, типы, которых я почти не знаю. Они сняли комнаты понедельно. Меня это не касается; моя кузина держит их потому, что они хорошо платят.

Джимми решил, что Андреа будет сговорчивее без Саккарди. Он выразил желание выпить с ней наедине. Андреа обменялась со своей кузиной несколькими словами на венецианском наречии. Та вручила ей ключ. Уроженка Болоньи увлекла Джимми в коридор, пахнувший нафталином, ладаном и луком. Открыв дверь, она зажгла электричество. Комната была не роскошнее остальных, но в ней стояла низкая кровать и распятие, украшенное двумя скрещенными ветками самшита. В углу деревянная мадонна, разрисованная розовым и бледно-голубым, казалось, умоляла провидение своей поломанной рукой. Над ней висела проволочная сетка от москитов. Джимми умерил приставания Андреа.

– Квартиранты, занимающие эти комнаты, иностранцы или итальянцы? – спросил он.

– Я уже сказала тебе, что ничего не знаю.

– Послушай, Андреа, ведь это невозможно. Ведь ты не заставишь меня поверить, что ты не знаешь ни кто они, ни откуда они явились сюда.

Андреа сидела на коленях у Джимми. Слегка опьяневшая, она напевала ритурнель, постукивая в такт пустым стаканом. Она рассмеялась:

– До чего ты любопытен! Какое тебе дело до наших квартирантов: китайцы ли они, или бывшие избиратели Нитти^[57]?

– Отчего ты не хочешь сказать мне?

Андреа лизнула дно своего стакана и воскликнула:

– Если ты так настаиваешь, то знай. Елена запретила мне говорить о них кому бы то ни было. Ну, вот, теперь ты доволен?

– Послушай, ведь это не будет большой нескромностью, если ты мне скажешь, какой они национальности.

– О, какой упрямец! Ну, хорошо; так как ты милый и твоя рожица мне нравится, я скажу тебе: один – испанец, другой – восточный человек.