Книга Гондола химер, страница 40 – Морис Декобра

– Куда вы меня ведете? – спросила леди Диана.

– Я ничего не знаю, синьора, – ответил механик, представлявший собой образец скромности.

Он помог своей пассажирке подняться по лестнице без перил, обвивавший фасад черного дома, и позвонил. Маленькая старушка открыла дверь и, не проявляя ни малейшего удивления, попросила леди Диану подняться этажом выше. Остановившись в темном коридоре, она постучала в дверь.

– Войдите, – ответили оттуда.

Старушка открыла дверь, и леди Диана вошла. В комнате находился мужчина в черной сутане с продолговатым загорелым лицом, с синим, выбритым подбородком, с неестественно блестящими глазами под густыми ресницами. Он поднялся и грациозно поклонился. Это был высокий мужчина, с благородной осанкой, величественный, несмотря на свою худобу. На его левой руке тонкой и хрупкой руке прелата, блестел аметистовый перстень. Патер спросил:

– Я имею честь говорить с леди Уайнхем?

– Да сударь!.. Кто вы такой?

Человек в черном предложил своей гостье соломенный стул и, важно стоя перед ней, как черная тень, подавлявшая ее своей величиной, представился:

– Антонио де Сала, монах ордена иезуитов.

Комната патера де-Сала в доме Саккарди была еще банальнее, чем остальные. Белые стены отливали синеватой бледностью утопленника. В правом углу стояла кровать в стиле Людовика – Филиппа, покрытая красным пуховым одеялом. На пустом комоде черного полированного дерева возвышалось серебряное распятие на пьедестале из черного дерева между двух пустых канделябров. Единственная лампа, спускавшаяся с потолка, безжалостно освещала холодную и неприветливую комнату.

Леди Диана, сев на соломенный стул, рассматривала своего собеседника, производившего впечатление своим ростом и уверенным взглядом, с любопытством, смешанным с робостью. После блеска и шума палаццо она с трудом привыкла к суровой, как келья, комнате и к жуткому молчанию этого дома.

Какой контраст, и как прав был Ручини, говоря, что современная техника не убила романтизма. Стоило ей появиться в Венеции, как случай отвлекает ее от фривольности светских удовольствий и впутывает в какую-то непредвиденную авантюру.

Но леди Диана была не из тех, кто дрожит перед неизвестностью. Ее синие глаза впились в черные зрачки иезуита, и она решительно заговорила первая:

– Итак, это вы, отец мой, автор этого странного письма?

– Да, я, леди Уайнхем!

– Я называю его странным, так как не понимаю причины, побудившей вас послать его. Граф Ручини почти обещал мне присутствовать на моем балу в Реццонико. Мне кажется, что, если он не мог явиться, он мог бы извиниться без вашего посредничества. Обыкновенно духовник берется за перо, чтобы объяснить поведение ребенка, вверенного его попечению; приходится, следовательно, предположить, что Ручини находится под вашей опекой?

– Ваши выводы правильны, леди Уайнхем!.. Спешу сообщить вам, что за два часа до своего отъезда в Триест Ручини передал мне письмо, адресованное вам. Я предполагаю, что в нем содержится извинение по поводу невозможности приехать к вам.

– Дальше?

– Вы не получили этого письма, так как я не вручил его механику для передачи вам.

Леди Диана вскочила от удивления и воскликнула:

– А, это интересно… Вы берете на себя смелость перехватывать корреспонденцию. У вас очень странное представление о правилах цивилизованного общества. Я знаю, что иезуитский орден – это шпага, рукоятка которой в Риме, а клинок повсюду. Но я не ожидала, что это ужасное оружие будет угрожать моей хрупкой груди. Я попрошу вас передать мне письмо.