Книга Гондола химер, страница 46 – Морис Декобра

Леди Диана протянула руку. Ручини прижал ее к губам, удержав дольше, чем это обычно делается. Казалось, что он сейчас скажет что-то, но он вдруг открыл дверь и исчез…

Леди Диана, успокоенная и довольная, полна была только – что пережитым волнением! Весело сбросив плащ, она погляделась в зеркало, подкрасила губы, припудрила парики поправила свою задорную мушку. Довольная собой, она решила сойти вниз, где ее ждали поклонники. Полная радостных надежд, она прошла темный коридор и отворила дверь, ведущую в одну из зал.

Навстречу ей понеслись звуки шимми и невнятный шум разговоров. Но это не раздражало. Уверенность в скором свидании с Ручини вооружала ее против припадков скуки и яда усталости. Сияя красотой, обворожительнее, чем когда-либо, с пылающими губами и победоносно сверкающим взглядом, она окунулась в шум, как веселая наяда, забавляющаяся на пенистых волнах среди дельфинов и тритонов.

Сидя на скамье на Палатинском холме^[68], леди Диана мечтала. Закат окрашивал красным золотом окаменелые реликвии Форума, зажигал выветрившиеся развалины базилики Максенция и ласкал хрупкую стройность трех колонн храма, посвященного Кастору и Поллуксу.

Леди Диана сидела одна. Туристов уже не было. Ничто не нарушало волшебства триумфальных арок, призрачной прелести храма весталок. В воде фонтана Цутурны не отражались больше физиономии любопытных туристов. Исчезли надоедливые фигуры. Призраки могли бы теперь появиться между камнями, не рискуя осквернить свои неосязаемые крылья соприкосновением с цивилизацией.

Леди Диана мечтала. Она ждала Ручини, постепенно переходя от надежды к сомнению. В день своего приезда в Рим она получила телеграмму из Генуи, в которой венецианец взывал её терпению. Непредвиденные события задерживали его приезд, но скоро он присоединится к ней. Дни проходили, медленные и прекрасные, в великолепной рамке вечного города. И леди Диана, не получая писем от Ручини, тосковала под безжалостным солнцем и вечно голубым небом. Она покинула отель и поселилась в третьем этаже дома на углу площади Trinile-des-Monts и улицы Vicolo Mignanelli. Ей нравилась старинная архитектура церквей с колокольнями, украшавшими площадь. Ей особенно нравились витые лестницы, как бы убежавшие из каменной лодки, стоящей посредине площади Испании. Каждое утро она покупала цветы у цветочниц, усеивавших лестницы розами, ирисами и гвоздиками, наполнявшими яркими красками и одуряющими ароматами. Дни проходили, не принося никакого известия одинокой путешественнице. Никто из друзей не знал ее местонахождения. Джимми Баттерворс безрезультатно посылал телеграммы, адресуя их во все большие отели. Она не удостаивала его ответом. Запершись в своей квартире, откуда ясными и теплыми утрами она любовалась Римом – его храмами, дворцами и садами, купавшимися в торжественном величии его ослепительного прошлого, она ждала Ручини. Она писала ему письма, не отправляя их.

Каждый вечер, когда у Ватикана зажигались огни церкви святого Петра и темная масса замка Святого Ангела устремляла звездному небу свою тяжелую округлость, подавляемую остроконечной кровлей Святого Михаила, леди Диана думала о Ручини. Ее чистый профиль и обнаженные плечи выделялись на фоне балкона, длинные ресницы опускались над прекрасными глазами. И надолго она погружалась в мысли об отсутствующем.