Книга Бандит Ноубл Солт, страница 127 – Эми Хармон

– Ну же, братишка, – подзуживал Ван. – Будет весело. Мы с Сандэнсом тебе подсобим, прямо как раньше.

– Ну уж нет, Ван, на это я не согласен, – возразил Сандэнс. – Я сказал тебе, что думаю. Я готов убить Чертога ради жабеныша.

Как ни удивительно, Огастес расхохотался, и Сандэнс, жестокий бандит, один вид которого вызывал у нее отвращение, рассмеялся вместе с ним.

– Мы могли бы стать новой Дикой бандой, если вы поедете с нами, – развеселившись, предложил вдруг Огастес.

– Вот это я понимаю, малыш! – воскликнул Ван. – У нас уже есть Солти. – Джейн решила, что он имеет в виду Ноубла. – Я буду Рипом, а вот Сандэнсу нужна новая кличка. Не стоит нам звать его Сандэнсом, потому что так его зовут пинкертоны.

– Ноубл зовет его Строптивым Гарри.

– Что значит строптивый? – спросил Ван.

– Несговорчивый, – отвечал Огастес.

– Только назови меня так, Рип, – проговорил Сандэнс, – и я убью тебя следующим после Чертога.

– Никто не будет убивать Чертога, – произнес Бутч.

– Как тебя будут звать в Дикой банде, а, Огастес? – продолжал Ван, по-прежнему играя в свою игру.

– Это самый идиотский разговор из всех, что я в жизни слышал, – вздохнул Сандэнс.

Но Вану с Огастесом явно казалось иначе.

– Я Бесхлопотный Гас. Можете звать меня просто Гасом, так короче. А как назовем маму?

– Мадам Туссейнт кличка не нужна, – отвечал Сандэнс. – Как и всем красивым женщинам. Их всегда называют по имени.

– Точно, как Этель, – подхватил Ван. – Мы ведь ее никогда иначе не звали. Только Этель.

Сандэнс поморщился, как будто это напоминание причинило ему боль, но Ван ничего не заметил.

– Ноубл зовет маму голубкой, – сообщил Гас.

– Огастес Туссейнт, – со вздохом вмешался Ноубл. – Не нужно выбалтывать этой шайке наши секреты. И потом, если Сандэнс или Ван вдруг назовут Джейн голубкой, трупов будет куда больше, чем нам бы хотелось.

– Не слишком ли много жестокости? – спросила Джейн, наконец решившая спуститься по лестнице.

При этих словах все, кто был в кухне, – Эмма куда-то вышла – неловко поежились.

Завтрак выглядел по-настоящему великолепно. Огастес ни за что не выйдет из-за стола по своей воле. Теперь щеки у него казались куда круглее, чем в день отъезда из Парижа.

– Здравствуйте, Джейн, – произнес Ван.

– Приветствую вас, мэм.

– Доброе утро, голубка, – тихо проговорил Бутч.

Джейн залилась краской, а Ван хмыкнул. Огастес с ней не поздоровался. Она остановилась за его стулом и притянула его к себе, хотя с каждым разом делать это было все сложнее. Он так быстро рос. Скоро он перерастет ее, и его детство закончится. Она надеялась, что мужчины извинятся и выйдут, оставив ее наедине с сыном, но вместо этого они продолжали есть, глядя в тарелки и внимательно прислушиваясь. Может, так даже лучше.

– Доброе утро, дорогой, – прошептала она Огастесу.

– Доброе утро, мама, – слабым голоском отвечал он. Всю его игривость словно сдуло в тот самый миг, когда она вошла в кухню.

– Огастес?

– Да, мама?

– Знаешь ли ты, сколько людей на всем белом свете мечтает петь на сцене?

– Много, – тоскливо ответил он.

– Много, – согласилась она. – Потому что всем им хочется быть знаменитыми и богатыми. Всем хочется, чтобы ими восхищались.

Он вздохнул с таким видом, словно этот разговор ему уже давно наскучил.

– Но знаешь ли ты, что мне всегда больше всего хотелось иметь семью? Я хотела этого сильнее, чем чего бы то ни было. Но семьи у меня не было.