Книга Бандит Ноубл Солт, страница 174 – Эми Хармон

– Вы лжец! – выкрикнула она. – Лжец. Лучше бы мы никогда не встречались, Ноубл Солт.

Она высвободилась из его объятий и утерла лицо. Ноубл ее не держал. Взяв Огастеса за руку, она расправила плечи.

Огастес вырвался и бросился к Ноублу, потрясенный злыми словами, которые его мать произнесла на прощание. Ноубл коснулся колючей щекой щеки Гаса, поцеловал его в лоб мокрыми от слез губами.

– Я люблю вас, Ноубл.

– Я тоже люблю тебя, Гас. Очень люблю.

– Я хочу остаться с вами, – простонал он. – Почему нам нельзя остаться с вами?

– У тебя есть все что нужно. Вы с мамой очень сильные. Вы все начнете сначала. И деньги… у вас тоже есть. Они вас ждут. Я оставил их для Джейн. И для тебя. Джейкоб вам поможет.

– Что, если он меня не вспомнит?

Ноубл улыбнулся сквозь слезы и сжал в ладонях лицо Огастеса, и от этого Гасу стало так уютно, как никогда еще не бывало.

– Тебя не забудешь, малыш. Никто никогда не забудет твое лицо. Это настоящее благословение, пусть даже тебе так не всегда кажется. Твое лицо – залог того, что ты всегда будешь честным. И добрым. Живи так, чтобы всегда ходить с высоко поднятой головой. Потому что тебя невозможно забыть.

– М-мама так на вас злится. Простите ее.

– Я знаю, Гас. Ничего страшного.

– Это все из-за меня.

– Вовсе не из-за тебя, даже не думай.

– Но ведь это я столкнулся с миссис Гарриман. Хотя вы всех нас просили не выходить из купе.

– Я был неправ. Я не хочу, чтобы ты прятался, Огастес Туссейнт. Никогда, понимаешь? Не то что я.

Мама взяла Огастеса за руку. Пальцы у нее были как ледышки, тонкие, острые, страшно холодные. Она заговорила по-французски, исключая из разговора Ноубла единственным оставшимся у нее способом. Она снова была мадам Туссейнт.

– Viens avec moi, Augustus^[34], – сказала она.

Он отмахнулся, но она уже открыла дверь кабинета и требовательно взглянула на него.

– Ноубл, если вы вернетесь, мама вас простит. Я знаю, что простит.

– Ничего страшного, если и нет. Пожалуй, так даже лучше.

Он сказал ровно то же, когда они вдвоем провели целый день в Нью-Йорке.

– Я люблю твою маму.

– Мне кажется, она вас тоже любит, но это сложно понять.

– Ничего страшного, если и нет. Пожалуй, так даже лучше.

Тогда Огастес ничего не понял. Но подумал, что теперь, наверное, понимает. Ведь мама так ужасно сердилась. И ей было так больно.

– Ноубл?

– Тебе нужно идти, Гас. Экипаж уже ждет.

– Я хочу, чтобы вы были с нами, Ноубл, – выпалил он наспех.

Он снова готов был просить, умолять, но Ноубл чуть заметно мотнул головой, и Гас застыл.

Он знал, что до самого конца жизни не забудет выражения лица Ноубла. То была смесь отчаяния, преданности и покорности судьбе. Ноубл прощался, и в его глазах не было надежды. Не было веры и решимости.

И тогда Огастес вдруг понял, отчего так гневалась его мать.

– Я хочу, чтобы вы остались с нами, – повторил он, но на этот раз голос у него не дрожал, и в словах не было мольбы. Он подводил черту. – Я хочу этого больше всего на свете. И мама тоже этого хочет, я знаю. Но… но… не возвращайтесь, если не сможете остаться. Не возвращайтесь… если… не останетесь с нами.

Теперь Ноубл выглядел совершенно опустошенным. Он коротко кивнул, соглашаясь на условия, которые поставил Огастес.

И тогда Гас, не оборачиваясь, пошел следом за матерью. Он взял ее за руку, не как ребенок, но как мужчина, и подсадил в дожидавшийся их экипаж.