Книга Бандит Ноубл Солт, страница 177 – Эми Хармон

Ван помотал головой и указал на Гарри:

– Этель его ждала, не меня.

– Простите, мистер Плейс, – произнес мужчина. – Этель больше нет. Почти все, кто здесь жил, погибли.

– Что значит больше нет? Она умерла? – крикнул Ван, но Гарри только кивнул. Он давно знал это.

Странное дело – теперь, услышав подтверждение своих догадок, он ощутил себя тысячелетним старцем. Ему показалось, что он вот-вот рассыплется. С трудом разлепив покрытые пылью губы, он поблагодарил незнакомца и побрел прочь от гор обломков, оставив позади все надежды.

– Что теперь будем делать, Гарри? – спросил Ван, шагавший прямо за ним. На дорогу до Сан-Франциско они потратили месяц. Спешить им было некуда. Когда Бутч сдался, Сандэнса искать перестали. Они проехали через несколько прежних своих укрытий и даже заглянули в Сёрклвиль, к Максу Паркеру. Тот безмерно обрадовался возвращению Вана, но здорово тосковал из-за Бутча.

– Как думаете, позволят мне его повидать? – спросил тогда Макс. – Я хочу его увидеть.

Но потом пришла новость о том, что Бутч сбежал, и Сандэнс с Ваном двинулись дальше.

– Я хочу отправить Гасу открытку, – говорил теперь Ван. – С мостом. Пошлю ее Эмме. Но подписывать не стану.

Сандэнс не ответил, и тогда Ван предложил:

– Можем узнать, где ее похоронили. Принесем цветы на могилу.

– Нет.

– Нет?

– Нет, Ван. Мне не нужно глядеть на ее могилу. Я хочу убраться из этого города. Никогда больше не хочу сюда возвращаться. Я сяду на первый же корабль в порту. И ни за что не вернусь. Хочешь, поезжай со мной, не хочешь, оставайся. Мне дела нет.

– Но… может, Бутч станет нас здесь искать. Он ведь теперь на свободе.

– Бутч нас искать не станет. Он всю жизнь пытался сбежать от тебя. Да к тому же теперь его всюду ищут пинкертоны и полицейские.

– Он снова двинется на юг. Мне так кажется.

Сандэнс вздохнул:

– Ему больше некуда деваться.

– Значит, я поеду с тобой. Я и раньше его всегда находил, и теперь тоже найду.

* * *

Джейн не могла заставить себя уехать из Солт-Лейк-Сити. Вместо этого она согласилась выступать на открытой сцене «Солтера» раз в неделю на протяжении всего летнего сезона, со Дня поминовения до Дня труда^[35], и обещала дать концерт в канун Нового года.

– Я больше не хочу гастролировать, – призналась она Орландо Пауэрсу. – Я хочу покоя. Хочу спокойно воспитывать сына.

Когда Гарриманы уехали обратно в Нью-Йорк, мистер Пауэрс помог ей подыскать дом по соседству с его собственным домом. В саду росли розовые кусты и тополя, а на заднем дворе было так просторно, что хватило бы места и для собаки. Так что они с Огастесом завели собаку.

О Ноубле они не говорили. И о Бутче. И о Роберте Лерое Паркере. Они не называли этих имен вовсе не из гнева или страха. Причиной тому были любовь, и печаль, и тоска.

Новость о том, что Бутч сбежал из тюрьмы, наполнила обоих надеждой. Последовало томительное ожидание.

Он ничего им не сообщал. Не писал писем. Где бы он ни был, возвращаться он не собирался. Он помнил просьбу Огастеса.

– Он теперь слишком известен, – сказала однажды Джейн. – По крайней мере в Америке. Его фотографии расклеены повсюду. Ты ведь понимаешь, что он не может даже приблизиться к нам.

– Он ведь любил нас, правда, мама? – спросил Огастес. Ему нужно было верить в это.

– Да. Любил. И… любит. – Ее обида ушла, уступив место грусти, и в этой грусти было куда больше нежности. И доброты.