Книга Русалки Обводного канала, страница 59 – Виктория Лисовская

– Теперь жениться на Фиске планируешь али как? – спросил капитан.

Мирон снова громко заржал:

– Жениться? А зачем? У меня ваще-то дома, в Костроме, своя жинка имеется, зачем мне Фиска нужна? – оскалился он. – У нас не магометанство, две жены мне не надобны!

Семен Гаврилович недовольно сдвинул брови.

– Послушай меня, Мирон… Егорыч, не надобны ему! Если я еще раз тебя рядом с Анфисой Савицкой увижу или если еще раз она мне скажет, что ты к ней приходил или встречи ее добивался… я тебя закопаю… в этом городе тебе покоя не будет. Я обещаю! – угрожающе прошептал ему на ухо капитан. – Ты понял меня?!

Ткачевский кивнул, недовольно поджав губы.

– А что вы про подругу Анфисы, об Арине Калашниковой, думаете? – задала вопрос Глаша.

– Вы про ведьму эту? Фу… ненавижу! – снова сплюнул на пол лихач.

– Ведьму? Почему это? – удивилась Глаша.

– Она настоящая ведьма, и бабка у нее карельская ведьма была, мне сама Фиска рассказывала. Она и сама ее боится, – понизив голос, принялся рассказывать Ткачевский. – И меня Арина ненавидит!

– Скажете тоже, ведьма, – ухмыльнулся капитан. – Что она, по небу летает или крыс заколдовывает?

– Насчет крыс не знаю, но Фиска говорила, что у них дома, в Олонецкой губернии, к Аринке обращались за порчами, приворотами, она че-то делала. И своего мужа приворожила, как пить дать. Вы ее видели – ни рожи, ни кожи, а муж богатый, чё в ней нашел! Значит, точно ведьма! – рассказывал Мирон.

– Ты мне своими сказочками зубы не заговаривай! Скажешь тоже, ведьма! Приличная дама – жена инженера! Ты просто завидуешь им, простому извозчику не добиться таких денег!

– А что с этих денег, если с такой кикиморой жить! – сплюнул Мирон. – Лучше тут, в Канаве, утопиться! А мужик ее, кстати, Вениамин, уже тоже стал тяготиться обществом Аринки. Мне Фиска болтала, что он стал часто из дома пропадать, по командировкам ездить – только чтоб дома не быть. Аринка бесилась по этому поводу, вот чисто ведьма и есть! Такая и прибить может сгоряча.

Семен Гаврилович снял фирменную фуражку и почесал голову.

– Мирон, ты про Анфису все понял? Чтоб я тебя рядом с ней не видел! А то урою!

– Да понял я, понял. Она и сама мне надоела, особенно после вчерашнего, когда по голове меня стукнули, ироды! – зашипел он на Глафиру.

– Ладно, Мирон, вали давай отсюда, пока я тебя в арестантскую не посадил! – рыкнул на него Железнов.

– А мой целковый?

– Вали давай, пока цел! – Семен Гаврилович грозно цыкнул на него.

Петроград. Ноябрь 1923 г.

Первый, кого увидела Люба, открыв глаза, был бледный и взволнованный Саша Ильин, который спал, сидя на стуле, рядом с ее больничной кроватью.

При виде такого милого и беззащитного спящего сотрудника правопорядка у девушки стало так тепло на душе, что даже все зеленые русалки унеслись прочь из ее уже спокойной головы.

Люба счастливо улыбнулась, погладила по руке спящего милиционера и снова заснула.

Следующее пробуждение было не столь радостным. Ильина, ни спящего, ни бодрствующего, рядом уже не было, потому и настроение Любы сразу испортилось. Зато на стуле находилась и ободряюще гладила девушку по руке Зоя Филимоновна, которая, увидев очнувшуюся внучку, издала такой радостный и оглушающий крик, что Люба чуть было снова не потеряла сознание.

Бабушка подпрыгнула на стуле и побежала за доктором, попросив внучку не терять сознание хотя бы полчаса, пока ее врач не осмотрит.