Книга Смертельный код Голгофы, страница 29 – Филипп Ванденберг

Грегор заказал себе кофе, а Вероник перно^[8]. Они холодно поздоровались. Если Гропиус сделал только намек на то, что собирается подняться из кресла, но при этом остался сидеть, то Вероник сложила губы в презрительной улыбке и села напротив.

Намереваясь закончить дело настолько быстро, насколько это возможно, Гропиус прямо спросил:

— Итак — что ты хотела?

Вероник посмотрела мимо Гропиуса. Даже считая, что у нее в руках все козыри, в отношениях с мужем она все равно чувствовала определенную долю неуверенности. Много лет она восхищалась им, как ребенок своим отцом, ценила его ум и целеустремленность, его независимое обхождение с людьми — все это было для нее примером. Она вдруг ощутила, что эти чувства не отключить просто так, даже если теперь она его и ненавидит. К этой встрече она готовилась иначе, чем Грегор. Она тщательно подбирала нужные слова и представляла себе, как он будет на них реагировать. Но в один момент все это вылетело у нее из головы, а в памяти осталась только одна-единственная фраза. И эту фразу она выпалила тоном, каким обычно кричат грабители банков или похитители заложников:

— Я хочу миллион!

Грегор понимающе кивнул, не думая волноваться. Вероник не ожидала от него ничего другого. Она знала, что он не воспримет всерьез ее требование, поэтому поддала жару, добавив снисходительно-самодовольно:

— Конечно, дополнительно к той компенсации, о которой договорятся наши адвокаты.

Сказав это, она достала из сумочки фотографии и выложила их на стол перед Грегором.

Гропиус, остолбенев, смотрел на эти фотографии. Он понимал, что не стоит показывать свое волнение. В этот момент у него в голове пронеслись тысячи мыслей. Каким образом у Вероник оказались эти фотографии? Как давно за ним следят? Или, может быть, Фелиция Шлезингер и Вероник в сговоре?

Обдумывая эту последнюю возможность, он услышал слова Вероник:

— Ты спишь с женой Шлезингера, и вы оба задумали план, укокошить ее муженька. Неплохая идея — отправить соперника под нож во время операции. И прекрасная наживка для прокурора! — Она триумфально улыбнулась, не подозревая, какое облегчение испытал ее муж при этих словах.

Гропиус молчал, это длилось долго, пока он не привел мысли в порядок. А Вероник наслаждалась тишиной, считая ее своей победой.

— Если я тебя правильно понял, ты хочешь продать эти фотографии и свое молчание за миллион, — сказал Грегор, и его голос звучал удивительно безучастно.

— Если хочешь так выразиться, да. Я знала, мы поймем друг друга.

До сих пор они говорили довольно тихо. Вдруг ни с того ни с сего голос Гропиуса стал громким и настойчивым:

— Тебе еще хоть что-нибудь интересно, кроме денег, денег, денег?

— Признаю, — ответила Вероник и кокетливо выпятила нижнюю губу, — деньги сейчас — это мой главный интерес. Одинокой женщине нужно знать, с чем она останется.

«И на этой женщине ты был женат целых восемнадцать лет», — подумал Гропиус. Потом он решил ответить, исключительно с целью ее поддеть:

— Твоя истерика мне надоела. Если бы я спал со всеми женщинами, с которыми встречался в последние годы, меня бы уже не было в живых. Я бы умер от истощения. — Возвращая ей фотографии, он продолжил: — Только человек с извращенной фантазией или душевно больной увидит в этих фотографиях доказательство интимной связи. А что касается твоей теории об убийстве… эта мысль настолько абсурдна, что я даже не хочу об этом говорить.