Онлайн книга «Черное Сердце»
|
«Поторопись», — кричу я. Я чувствую, как она приходит в сознание в моих объятиях и теряет его, поэтому я поднимаю ее, сажаю к себе на колени и говорю, чтобы она оставалась со мной. «Мое первое воспоминание…» она пытается заговорить, поэтому я подношу пластиковый стаканчик с водой к ее губам и говорю ей выпить, мое сердце бешено колотится о ребра, руки трясутся почти так же сильно, как у нее. Оно выплескивается на ее платье, оставляя темные пятна. Дэвис врывается в комнату для допросов, она сжимает лист бумаги и собирается мне что-то сказать, слова с трудом срываются с ее губ. Я ожидаю, что Вудс последует за мной, но он не делает этого. Маска ужаса застывает на ее лице, когда она смотрит на эту сцену. «Господи Иисусе, босс. Что, черт возьми, случилось…? Послушай, у меня кое — что есть», — она поднимает листок бумаги, как трофей. «Не сейчас, Дэвис! — мой голос звучит громче, чем я ожидала, больше похоже на крик. — Я думаю, она проглотила яд.… Ей нужна помощь — нам нужна помощь, немедленно! И я знаю, что она думает о том же, о чем и я, что если Ребекка Дэвис умрет, то умрет и малыш Джордж — и моя карьера с ними обоими. «Ребекка, «говорю я, беря ее за подбородок большим и указательным пальцами, «что ты приняла? Скажи мне… что ты проглотила? «… Мамочка», — говорит она, ее глаза полузакрыты, до меня доносится запах рвоты, и я проглатываю желчь, которая поднимается по моему пищеводу. «Прочти мне историю еще раз… историю о трех медведях, ту, где Златовласка врывается в коттедж и ест их кашу… Это моя любимая… в последний раз, мамочка, прочти мне это в последний раз…» И в этот момент все это приобретает какой-то смысл, она вспоминает, как в детстве мать читала ей сказку на ночь, прежде чем ее жизнь превратилась в кошмар наяву. Это единственное счастливое воспоминание, которое у нее есть. Дэвис секунду колеблется, и я не уверен почему. Она протягивает мне записку и пытается сказать: «Убирайся!» Я рявкаю на нее, вызывая вспышку ужаса на ее лице. «Ради всего святого, поторопись». И она поворачивается и убегает. Органы Ребекки отказывают. Я думаю, она проглотила мышьяк. Я в ярости на Дэвиса за то, что он вмешался, вероятно, по просьбе Вудса. Черт возьми, я в ярости окончательно. Я беру записку. Лучше бы это было чертовски важно, это все, о чем я могу думать, у нас на руках потенциально умирающий подозреваемый, и… Я открываю записку и читаю беспорядочные каракули Дэвиса. «Малыш Джордж найден живым и невредимым. Он в больнице Святого Томаса, его осматривают, но, похоже, с ним все будет в порядке. Сейчас с ним его мать». Я перечитываю это. Я не могу быть уверена, но мне кажется, что я плачу, потому что мое лицо становится влажным от облегчения, может быть, это из-за воды. «Ребекка… Ребекка…» Я трясу ее, как тряпичную куклу, и ее снова рвет, яростно, непроизвольно, она выплевывает свои внутренности на себя и мне на колени, ее трудно удержать, она как ртуть в моих пальцах, ее тело почти прогибается под собой, выскальзывает из моих рук. Я собираюсь сказать ей, что у нас есть новости о том, что Джордж найден, что игра окончена и он в безопасности, но я останавливаю себя. Она пытается заговорить, сказать мне что-то, и я думаю, что знаю что. «Ребенок»… Джордж, «голос Ребекки едва слышен, хриплый и натужный, как у старухи-астматички, — адрес у меня в сумочке, Кингз-Холл-роуд, Бекенхэм. Вот где ты его найдешь.» |