Книга Черное Сердце, страница 126 – Анна-Лу Уэзерли

Я киваю и тянусь за ним, сминая записку в кулаке и позволяя ей упасть на пол.

«Спасибо тебе», — говорю я ей, — «спасибо тебе».

К тому времени, как приехала скорая помощь, Ребекки уже не было. Они сделали все возможное, чтобы привести ее в чувство, но я знал, что было слишком поздно. Доза была «достаточно смертельной, чтобы убить лошадь», сказала мне Вик Лейтон после вскрытия. Она не оставила места для ошибки. Она умерла у меня на руках в приемном покое, мучительной, недостойной смертью, покрытая собственной рвотой, вопя от спазматической боли, когда мышьяк постепенно атаковал ее изнутри, уничтожая ее внутренние органы, отключая их один за другим. «Не умирай, «прошептал я ей на ухо, — не смей, черт возьми, умирать». Я знал, что ее смерть будет воспринята как легкий выход, что таким образом она не заплатит за свои преступления и не будет правосудия для Найджела Бакстера и Карен Уокер, для их семей и любимых. Ее самоубийство будет рассматриваться как трусливый поступок, расчетливый, эгоистичный способ избежать правосудия, но, по правде говоря, я не думаю, что это было так на самом деле. Это был способ сбежать от нее самой. Потому что печальная правда в том, что на самом деле Ребекка Харпер умерла давным-давно. Она никогда прямо не признавалась в убийствах Найджела Бакстера и Карен Уокер, как и говорил Мэгнессон, но ее уклончивые ответы были ничуть не хуже. Однако Мэгнессон ошибался насчет того, что она была способна убить ребенка. Когда дошло до дела, она не смогла пройти через это, она просто не могла этого сделать, это был шаг слишком далеко, даже для хладнокровного убийцы.

«На этом история заканчивается, Дэниел», — сказала она, умирая у меня на руках. Заключительная глава. Я убрал волосы с ее лица, при этом платиновый парик соскользнул с ее головы. Я снял его с ее головы, обнажив под ним ее настоящие волосы мышино-коричневого цвета длиной до плеч. Оно было мягким на ощупь. «Больше никакой Златовласки», — сказал я вслух, когда ее дыхание стало коротким и затрудненным, из ее горла вырвался неестественный звук, звук приближающейся смерти. Я не рассказал ей о записке, которую Дэвис передал мне, сообщая, что они нашли Джорджа в целости и сохранности. Я хотел, чтобы она умерла, думая, что поступила правильно, как бы безумно это ни звучало — и я признаю, это так. Ее преступления были отвратительными, по-настоящему злыми, и все же я все еще испытывал к ней сочувствие. Я ничего не мог с этим поделать.

Как только парамедики увезли ее тело, я несколько минут посидел в комнате для допросов в одиночестве, пытаясь собраться с духом. Через несколько минут в комнату вошел Дэвис. Она не сказала ни слова, но выражение ее лица говорило о многом.

«Все в порядке, «говорю я, вставая, — скажи ему, что я уже поднимаюсь».

Вудс кричит так громко, что я не могу полностью разобрать, что он говорит.

«МГЭИК теперь будет повсюду приставать к нам… и пресса, Господи Иисусе, Райли, что за полная и бесповоротная лажа! Ты понимаешь, что они с тобой сделают, если пронюхают, что ты на самом деле трахалась с подозреваемым, с серийным убийцей, ради всего святого? Они похоронят тебя, Райли, похоронят тебя — и меня, без сомнения, вместе с тобой!»

Его походка становится короче, как будто он вот-вот начнет ходить кругами. Таким злым я его никогда не видел, возможно, таким злым он когда-либо был в своей жизни. Он выглядит и говорит как другой человек.