Книга Топор, страница 71 – Дональд Уэстлейк

«Как долго ты там был?» Теперь его сочувствие кажется почти настоящим.

«В фирме двадцать лет».

«Тебя сократили, да?»

«Это верно».

«Много чего происходит вокруг», — предполагает он.

Я говорю: «Думаю, это не твое дело».

Он смеется, немного застенчиво. «О, ну, преступность», — говорит он. «Растущая индустрия».

«Интересно, почему», — говорю я.

* * *

«Не думаю, что я когда-либо видела их раньше», — шепчет мне Марджори, когда мы следуем за детективом по коридору из бетонных блоков к тому месту, где сейчас находится Билли.

Я раздражителен, сдерживаю себя. Я сердито хмурюсь на Марджори, не желая путаницы в этом вопросе, желая ясности, и спрашиваю: «Ты никогда не видела кого раньше?»

«Родители», — говорит она и бросает на меня свой собственный удивленный взгляд. «Берк, они сидели там, в большой комнате, когда мы вошли. Разве ты их не видел? Они, должно быть, родители другого мальчика.»

«Я их не заметил», — говорю я. Я сосредоточен, Билли — моя забота.

«Они выглядели испуганными», — говорит она.

«Они должны», — говорю я.

В холле за столом сидит полицейский в форме. Он видит, что мы приближаемся, и встает, чтобы отпереть желтую металлическую дверь. Все желтое, бледно-желтое. Я полагаю, сейчас должна быть весна.

Детектив говорит: «Если бы вы могли подождать пять-десять минут, хорошо? Утром он будет дома, тогда вы сможете говорить по большей части».

«Спасибо», — говорит Марджори.

Полицейский придерживает дверь открытой. Мы заходим, Марджори первой, и, когда я прохожу мимо, полицейский говорит: «Постучи, когда захочешь выйти».

«Хорошо», — говорю я, думая, что это не так просто.

Это камера, Боже мой. Я думал, это будет комната для свиданий или что-то в этом роде, но, полагаю, в таких маленьких казармах для солдат штата, как эта, нельзя ожидать очень сложной обстановки. Тем не менее, это шок. Это камера, и мы в ней с Билли.

Он сидел на раскладушке, но теперь он стоит. Есть только раскладушка, прикрепленная к стене, и стул, прикрепленный к полу, и унитаз без сиденья. Это все, что здесь есть.

Билли в носках, ремня на нем нет. Судя по отечности его лица, я бы сказал, что он плакал, но сейчас он не плачет. У него замкнутый, избитый, оборонительный, угрюмый вид. Он замкнулся в себе, и я не могу сказать, что виню его.

Я позволяю Марджори зайти первой, спрашиваю, как у него дела, уверяю, что она его любит, что все будет в порядке. Слава Богу, она не говорит об ограблении.

Я позволяю ей немного помолчать, а потом говорю: «Билли».

Он смотрит на меня, опустив голову, трогательно смущенный и вызывающий, почти противостоящий мне. Марджори отступает назад, с побелевшим лицом, наблюдая за мной, не зная, что я собираюсь делать.

Я говорю: «Билли, мы не одни». Я показываю на свое ухо, а затем указываю на стены. Я сохраняю невозмутимое выражение лица.

Он моргает, ожидая от меня почти чего угодно другого: взаимных обвинений, брани, слез, возможно, жалости к себе. Он оглядывает стены, и затем я вижу, как он пытается собраться с силами, пытается быть восприимчивым и бдительным, а не замкнутым и упрямым, и он кивает мне и ждет.

Я говорю: «Билли, это первый раз, когда ты сделал что-то подобное. Это первый раз, когда ты вообще пошел с кем-либо на то, чтобы вломиться в тот магазин».

Я поднимаю бровь и показываю на него, давая понять, что теперь его очередь говорить. «Да», — говорит он, глядя на мой палец.