Онлайн книга «Художник из 50х Том II»
|
Он достал чистый лист министерской бумаги, взял ручку. Рука дрожала не от усталости, а от осознания того, что он собирается сделать. "Товарищу Криду В. Заявление. Прошу освободить меня от должности министра культурной политики СССР в связи с невозможностью дальнейшего исполнения обязанностей по состоянию здоровья. Г. Гогенцоллер 15 января 1951 года" Короткое, сухое заявление. Никаких объяснений, никаких эмоций. Просто констатация факта — он больше не может. Гоги перечитал написанное, сложил лист пополам, убрал в конверт. На конверте написал: «Лично товарищу Криду В.» Печать не ставил — пусть Крид поймет, что это окончательное решение. Встал из-за стола, почувствовал странное облегчение. Словно тяжелый камень свалился с плеч. Впервые за месяцы дыхание стало свободным. Гоги снял пиджак — дорогой, сшитый на заказ, символ его высокого положения. Развязал галстук — шелковый, импортный, подарок от одного из подчиненных. Сбросил с себя мундир чиновника. Пиджак полетел в мусорную корзину. Галстук — следом. Пусть лежат там вместе с отчетами и планами — такими же мертвыми символами того, кем он пытался стать. Закатал рукава белой рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу. Сразу стало легче дышать. Взял конверт с заявлением, направился к двери. В приемной дежурила ночная секретарша — пожилая женщина, которая знала все министерские тайны. — Анна Петровна, — обратился к ней Гоги, — передайте это товарищу Криду. Лично в руки, как только он появится. — Что-то срочное, товарищ министр? — Можно и так сказать. Он вышел из здания в предрассветной темноте. Сторож удивленно посмотрел на министра без пиджака, но промолчал. Гоги кивнул ему и зашагал по пустынной Мясницкой. Москва просыпалась медленно. Редкие прохожие торопились по своим делам, не обращая внимания на мужчину в белой рубашке, который шел неспешно, словно на прогулке. Гоги не думал, куда идет. Ноги сами несли его по знакомым улицам — мимо Лубянки, где начинался его путь к власти, мимо театров, где он когда-то мечтал видеть свои работы, мимо книжных магазинов, где продавались издания под его редакторским контролем. Все это осталось в прошлом. Теперь он просто шел по утренней Москве, чувствуя себя свободным человеком. На Красной площади остановился, посмотрел на Кремль. Там, за древними стенами, принимались решения о судьбах миллионов. А он больше не был частью этой машины. Больше не нес ответственности за культурную политику огромной страны. — Какое облегчение, — пробормотал он, вдыхая морозный воздух. Солнце начинало подниматься над горизонтом, окрашивая небо в розоватые тона. Гоги повернул лицо к свету, зажмурился. Давно он не встречал рассвет просто так — не спеша на работу, не размышляя о планах, а просто наслаждаясь моментом. Пошел дальше — через мост, мимо Храма Христа Спасителя, по набережной. Москва-река текла под тонким льдом, чайки кружили над водой. Обычная зимняя картина, но сегодня она казалась особенно красивой. — Свобода, — сказал он вслух, и слово прозвучало как молитва. Может, он поступил безрассудно. Может, Крид не примет отставку, заставит вернуться. Может, его ждут неприятности — разбирательства, обвинения, наказания. Но сейчас это не имело значения. Сейчас был только он, идущий по утренней Москве без цели и планов. Человек, который наконец вспомнил, что такое дышать полной грудью. |