Книга Дурак умер, да здравствует дурак, страница 25 – Дональд Уэстлейк

— Не думаю, что вам понравятся мои пластинки, — ответил я.

— Дорогуша, я уже это поняла, но, как говорится, лучше плохая музыка, чем вовсе никакой. Так что заведи-ка один из своих струнных квартетов.

Я поставил Девятую симфонию Бетховена и врубил полную громкость. Если уж она хочет рок-н-ролл, так пусть получает.

Последующие несколько часов я прожил в состоянии тихого ужаса.

Герти и впрямь умела чувствовать себя как дома. А я мог думать только о постели и гадать, где решила спать часть моего наследства. Хотя я не считал себя ханжой и, строго говоря, не был девственником (разве что почетным, поскольку мое воздержание уже слишком затянулось, и я, можно сказать, вновь обрел невинность), мысль о том, чтобы спустя несколько часов после знакомства (или даже спустя несколько месяцев) залечь в койку со стриптизеркой из «Канонирского клуба», повергала меня в оцепенение. С другой стороны, отказать женщине — тем более, обладающей такой безудержной силой, — дело очень трудное, и тут требуется тонкий подход, а у меня, черт возьми, нет никакого опыта по этой части.

Кроме того, Герти оказалась прирожденной стряпухой и приготовила обед, какого я не едал уже долгие годы, а то и сроду. Основу его составляли салат и отбивные с картошкой и брокколи, но многочисленные приправы превратили эту нехитрую снедь в манну небесную, которую я уплетал за обе щеки.

Чтобы не вкушать в молчании и отвлечься от своих страхов, за трапезой я спросил Герти, что она думает об убийстве дядюшки Мэтта и подозревает ли кого-нибудь в этом злодеянии.

— Никого, — был ответ. — Никто никого не видел, никто ничего не слышал. Меня тогда не было дома. Никаких свидетелей.

— Прошло почти две недели, — сказал я. — Полагаю, полиция в тупике?

— Легавые, — пренебрежительно ответила она и передернула плечами, словно говоря: «Чего ты от них хочешь?»

Я чувствовал, что обязан выказать интерес и участие по поводу смерти родственника, оставившего мне триста тысяч долларов, но не мог сосредоточиться на этой теме, пока Герти с жадностью уписывала отбивную. Тем не менее, мне удалось поддержать разговор, спросив:

— Как вы думаете, может, это дело рук человека, которого он кинул? Ну, месть и все такое.

— Мэтт ушел на покой много лет назад, — ответила Герти, набивая рот салатом.

— А если это кто-то из прошлого? — не унимался я. — Человек, который в конце концов настиг дядьку?

Она подняла руку, призывая меня к терпению, прожевала и проглотила салат, опустила руку и спросила:

— Ты имеешь в виду жертву мошенничества? Кого-нибудь, обманутого два десятка лет назад?

— Возможно, — ответил я.

— Забудь об этом, милок, — сказала Герти. — Если простофиля спохватится, пока ты поблизости, он еще может потревожить тебя. Но по прошествии времени — ни за что. Особенность олухов в том, что они — олухи.

Они просто идут домой и сокрушаются по поводу своей горькой доли. Олухи не выслеживают кидал и не мочат их.

Я почувствовал, что краснею. Она настолько точно обрисовала мне меня самого, что я оцарапал вилкой с картошкой верхнюю губу.

Тем временем Герти предалась воспоминаниям:

— Именно так всегда говорил профессор Килрой: «Олух, он и есть олух». Это было его жизненное кредо.

— Какой профессор?

— Килрой. Многолетний деловой партнер Мэтта.

— А где он сейчас?