Книга Цветы пиона на снегу. Том 4, страница 224 – Моргана Маро

Вэнь Шаньяо взглянул на Цзинь Хуэя, и тот медленно кивнул, бросив взгляд на стоявшего напротив Хаоса. Тот смотрел на него спокойно, словно встретил старого друга, разве что в глазах не было ни тепла, ни холода.

– Он прав, и мне нет смысла спорить. Я и правда был безумен, а когда понял, что натворил, исправлять уже было поздно. Все, что мне оставалось, – разделить себя на три сущности, на три мощных осколка, каждый из которых был наделен своим разумом. Я, Хаос и Многоликий. Мы – один человек и в то же время три разных. Это все я, и, как бы странно это ни звучало, в тебе и Ухэе тоже есть осколок моей души, и вы тоже отчасти являетесь мной.

– Не пугай его такими словами, а то и правда подумает, что является частью твоего больного разума, – щелкнул языком Многоликий и обратился к Вэнь Шаньяо: – Так что, Гуан, кто же в этой истории злодей?

– Зачем тебе освобождать Хаоса? – проигнорировав его вопрос, задал свой Вэнь Шаньяо. – Для чего нужно было столько жертв?

– Это ты должен спрашивать не у меня, – улыбнулся Шэ Яо, переводя взгляд на Цзинь Хуэя, – а у него. Я, как и Хаос, являюсь лишь частью разума нашего прародителя. Мы рождены от его мыслей и желаний. Мы те, кто воплощает их в жизнь.

– Ты желаешь освободить Хаоса и уничтожить этот мир? – не поверил Вэнь Шаньяо, обратившись к небожителю.

– Желал, – ответил вместо него Хаос.

– Желал, – тихо повторил Цзинь Хуэй. – Тогда мне казалось, что так будет лучше для этого мира: он бы не смог просуществовать долго с искусственными светилами, грозящими в любой миг погаснуть, а земля могла развалиться. Когда я оказался здесь, то мир представлял собой лишь безжизненную пустыню без капли растительности, а реки – яд. Колыбель давно не функционировала, демоны развязали войну с людьми и установили свои порядки. Мне казалось, этот мир обречен. Я не ожидал, что может быть иначе. Что Царство людей будет процветать, а Хаос все еще будет заточен. Люди хотят жить и дальше, и они будут за это бороться.

Цзинь Хуэй взглянул на Многоликого и вдруг улыбнулся. Без злобы и горя, скорее с пониманием.

– Я трус, это правда, и я безумен. Но я умею отступать, когда нужно, и быть милосердным, в отличие от тебя. Ты и Хаос – средоточие всего того зла и гнили, что были во мне. Я много думал, что же делать с вами, когда окажусь здесь? Заточить вместе с собой до тех пор, пока и этот мир не падет? Или наконец найти в себе силу и вернуть вас в то, чем вы изначально и были, – в пустоту?

– Ты правда думаешь, что способен на это?

Хаос сверху вниз смотрел на Цзинь Хуэя черными глазами с алыми всполохами. Его волосы парили в воздухе, подобно теням, а голос мог сокрушить камни.

– Это тело – оковы, сдерживающие меня. Если я получу еще три осколка своей души, я разрушу его и вырвусь на волю. Так что ты собираешься делать, маленький божок? – не моргая глядя на Цзинь Хуэя, спросил Хаос.

– Я не лишу тебя тела, нет, – спокойно ответил тот, коснувшись ладонью стекла.

Невольно Хаос повторил его движение.

– Ты обрел разум, и хоть ты дух, твое тело живое и по нему течет кровь. Ты прав: убей я тебя, и ты тут же освободишься, но и оставь я все так – рано или поздно кто-то выпустит тебя. Слишком опасно. – Цзинь Хуэй склонил голову, на мгновение в его глазах мелькнул белый огонь, и губы дрогнули в улыбке, от которой все внутри Вэнь Шаньяо похолодело.