Книга Освобождение, страница 102 – Кери Лейк

— Ты ведь с юга, верно? — спрашиваю я, прежде чем запихнуть в рот кусок бутерброда.

— Да, из Сан-Диего. Я родился в Чула-Висте.

— Ты когда-нибудь был в Калексико?

— Ну конечно! Я знаю священника из церкви Девы Марии Гваделупской. Мы с ним учились в семинарии.

— Серьезно?

— Да, он очень уважаемый в своей общине человек. Хотя, как я понял, и немного перегруженный.

— Это как?

— За последние несколько лет его паства разрослась прямо-таки в геометрической прогрессии. У него на шесть месяцев вперед запланированы свадьбы, Кинсеаньеры, крещения. А там только он один. (Кинсеаньера — в странах латинской Америки возраст совершеннолетия девочек, символизирующий переход от подросткового возраста к взрослой жизни. Кинсеаньера празднуется в день пятнадцатилетия — Прим. пер.).

— А что же Епархия не пошлет ему кого-нибудь в помощь?

— Они посылают, но всё бесполезно. Люди в общине стали доверять Хавьеру, — Руис наклоняет голову и кладет свой панини на тарелку. — Что тебе нужно в Калексико?

Уклонившись от его вопроса, я неспешно отпиваю воду, обдумывая свой ответ. Я не знаю, почему вообще об этом спросил. Я уже отказался от идеи разыскать Эль Кабро Бланко и решил снова стать хорошим парнем.

— Просто любопытно.

— Я думал предложить ему помощь, но... эти банды и картели слишком опасны. Я читал о тех ужасах, которые они проделывали с ни в чем неповинными людьми. Меня не удивляет, что прихожане снова обратились к вере.

— А как насчет Хавьера? Как он справляется с захлестнувшим город насилием?

Отложив бутерброд, Руис слегка приподнимает подбородок и облокачивается на стол.

— Ты знаешь, это странно. Но думаю, его уважают. Для некоторых людей вера — это очень сильная связь. Даже для тех, кто совершает чудовищные преступления.

Я смотрю на свою еду, вспоминая, как вначале этой недели убил человека, и первое, о чем тогда подумал, это, как же разочаруются во мне Руис и епископ Макдоннелл, если когда-нибудь об этом узнают.

— Да, это так.

— Ну, на твоем месте я бы держался от этого подальше. Слышал, что многие преступники сами стремятся в такие пограничные города.

— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Кабро Бланко?

Руис отводит взгляд и хмурится.

— Я бы посоветовал тебе не слишком часто упоминать это имя. Даже здесь.

Если не считать моего отца, я никогда еще не встречал человека, чьи злодеяния сделали бы его имя нарицательным от восточного до западного побережья.

— Значит, все, что о нем известно — это его репутация?

— Трудно отличить правду от вымысла, но все, что я о нем слышал, довольно скверно. Я понимаю, что люди способны совершать против Бога чудовищные преступления. Но ни одно из них не потрясло меня так, как то, что сотворил конкретно этот человек. Если его вообще можно так называть.

Чем больше я слышу об этом Козле, который уже принял у меня в голове облик какого-то мистического существа, тем больше убеждаюсь, что мир стал бы без него намного лучше, но это больше не мое дело. Я смирил свой гнев в угоду той маленькой частички души, что ещё во мне осталась.

Поднявшись со стула, Руис похлопывает меня по плечу.

— Скажи спасибо, что избранный тобой путь скорее всего никогда не пересечется с его. Такой человек не имеет ничего общего с Богом.

Я киваю и, уставившись на еду, стараюсь не думать о Вэл и Изабелле, которые невольно составили список жертв Козла.