Книга Освобождение, страница 123 – Кери Лейк

— Ладно, пожалуй. Сладких снов, отец Дэймон. И помните, мастурбация — не грех.

— Я это запомню. Спокойной ночи.

Отложив телефон, я смотрю в потолок, и вдруг меня осеняет. Назовем это старыми привычками, но, прихрамывая на одну ногу, я обыскиваю потолок, пол, лампу, кровать, шкаф и ванную, на предмет малейших признаков того, что мою комнату прослушивают. При своем быстром и поверхностном осмотре я не нахожу ничего подозрительного.

Краем глаза я замечаю какое-то движение у большой прикроватной тумбочки — непривычно гигантской для такой маленькой и простой комнаты. Наклонив голову, я осторожно подхожу к чему-то белесоватому, что уже наполовину выползло из-под тумбочки, такой блёклой на фоне темно-серого ковра. Существо отскакивает назад, и, не дожидаясь, пока оно нападет или убежит, я выхватываю из-под кровати ботинок и давлю его, вминая в ковер хрустнувший панцирь.

Скорпион.

Я открываю шкафчик тумбочки, чтобы посмотреть, нет ли там еще какой живности, и у меня перехватывает дыхание. Сердце само уходит в пятки.

«Во имя всего святого, это ещё что такое?»

Приняв душ, я выхожу на балкон и, взбивая пальцами мокрые волосы, беру со стола пачку сигарет. За последние сорок восемь часов я выкурила больше, чем за последний месяц. Если меня не прикончит этот мексиканский наркобарон, то это непременно сделают сигареты.

Плюхнувшись в дешевое пластиковое кресло, я бросаю взгляд вниз и вижу, что Серхио раскладывает в корзинах фрукты. Заметив меня, он улыбается и, отложив работу, усаживается на бордюр, чтобы закурить.

— Пожалуйста, передай своей бабушке, что я влюбилась в ее тамале, — говорю я, облокотившись на бедра. — В жизни ничего вкусней не ела.

— Передам, — он сует в рот сигарету и закатывает рукава, обнажая татуировку у него на предплечье.

— Что это такое? — я киваю на даты под какой-то надписью на испанском.

— «Quisieron enterrarnos, pero no sabían que éramos semillas», — судя по тому, как он на нее смотрит, нежно проводя большим пальцем по чернилам, эти слова имеют для него мрачный смысл. — «Они пытались нас похоронить, но не знали, что мы семена». Это дата рождения и смерти моего брата.

— Того, о котором ты вчера рассказывал?

Глядя куда-то вдаль, он кивает и снова затягивается сигаретой.

— Его убили во время перестрелки в Мехикали. В доме приятеля. В тот вечер я должен был пойти вместе с ним. Он собирался познакомить меня с каким-то cholo, с которым тогда тусовался. Сказал, что может мне помочь быстро заработать денег на учебу, — зажав сигарету кончиками пальцев, он ковыряет ноготь большого пальца. — Глупый culero сам себя погубил. (Cholo (исп.) — член городской уличной банды в Мексике, Culero (исп.) — мудак — Прим. пер.)

— Его застрелили члены банды.

— Это были не члены банды. Гораздо хуже. В бандах существует братство. Дружба. А это был бизнес. Никакой семьи. Никакого сердца.

— А почему в тот вечер ты с ним не пошел? — мне становится интересно, скажет ли он, что это было божественное вмешательство или проведение свыше, и что ему повезло остаться в живых.

Вместо этого Серхио качает головой и стряхивает пепел.

— В самую последнюю минуту я струсил. Решил, что не хочу увязнуть во всем этом дерьме. Хотя должен был. Я должен был с ним пойти. Может, он все еще был бы жив.