Онлайн книга «Освобождение»
|
— Ты даже на вкус как грех. Подумать только. Я гляжу, как Дэймон опускается на колени и, сжав в кулаке член, неотрывно смотрит туда, где все еще двигаются мои пальцы. Опершись рукой о стену, он наклоняется, чтобы слизнуть стекающую по моим бедрам влагу. — Убери руку, — срывающимся голосом приказывает Дэймон, и я делаю, как он велит. — Подними юбку и откройся мне. Повинуясь его указаниям, я приподнимаю одной рукой юбку и, прижав два пальца к своим складкам, открываю ему клитор. Подобные приказы мне не в новинку, но возникшее вдруг желание делать то, что мне велят, становится для меня полной неожиданностью. С растущим трепетом смотреть, как этот отказывавший себе в удовольствии мужчина наслаждается тем, чем мы занимаемся, — настоящий подарок после всех тех лет, что я была вынуждена проделывать все это для Кэлвина. — Да, вот так, — его кулак двигается быстрее, вены на шее пульсируют так же неистово, как и рука. — А теперь скажи мне, чего ты хочешь, Айви. Скажи, каких непристойностей ты от меня ждёшь. Признайся мне в своих грехах. Боже милостивый, я, наверное, попаду в ад, но меня ничего в жизни еще так не заводило, поэтому я на это ведусь. — Я хочу, чтобы ты меня там поцеловал. — Нет-нет. Ты гораздо порочнее, Айви. Давай же. — Я хочу..., — спустя мгновение я понимаю, что трусь задницей о стену. — Я хочу, чтобы ты мне отлизал. — Вот так. Хорошая девочка. Этот мужчина гораздо горячее, чем я о нем думала. Он источает все возможные флюиды мужественности и власти. Но не так, чтобы меня от этого тошнило, как в случае с Кэлвином. Нет, к моему большому удивлению отец Дэймон производит совершенно противоположный эффект. — А теперь скажи мне... как будет по-французски «грешница»? — Р-pécheresse. Он пододвигает ко мне стоящий рядом стул и, поставив на него мою ступню, ещё шире раздвигает мне ноги. — Ну так не заставляй меня ждать. Pécheresse. Этот мужчина порочен, тьма сочится из его пор, словно вырывающиеся из пламени дьяволята. Я чувствую, что не знаю даже малой толики того, что скрывается подо всей этой добродетельностью, которую он носит словно вторую кожу. Толкнувшись к нему бедрами, я подставляю клитор прямо к его губам, и как только он касается меня своим щетинистым подбородком, дёргаюсь от щекотки. Его губы смыкаются над моим лоном, все еще раскрытым для него пальцами, и он жадно его лижет, словно въедается в перезрелый инжир, упиваясь соками. Я вскрикиваю и, впившись ногтями ему в голову, хватаю пригоршню его коротко стриженных волос. Мои бедра толкаются к нему, язык Дэймона погружается в мои складочки, и когда в меня проникают его пальцы, я уже не могу сдержать стон, который эхом отскакивает от стен комнаты. Конечно, снаружи нас кто-нибудь может услышать, но Дэймона это не останавливает, или ему просто все равно, судя по вырывающимся у него из груди звукам удовольствия, пока он словно адская машина наслаждения, сосет меня, двигает во мне пальцами и надрачивает свой член. Частое, прерывистое дыхание Дэймона обдает мою киску, а его рука ритмично скользит по массивной эрекции. — Пожалуйста, святой отец. Хватит. — Ты хочешь, чтобы я прекратил? — спрашивает он голосом, больше похожим на рычание. — Нет! Боже, что я говорю? Я не хочу, чтобы он прекратил, я хочу, чтобы это прекратилось. Это неясное томление от чего-то, что я не могу точно определить. Ощущение, от которого у меня сжимаются и натягиваются мышцы, словно вот-вот порвутся, но не могут. |