Книга Распускающийся можжевельник, страница 26 – Кери Лейк

Мне стыдно признаться, что в этом есть некоторое облегчение, но также печаль и гнев. Так много гнева, он, должно быть, видит это на моем лице.

— То, что ты сделала ранее, было причиной смерти. Знай, что никто не спасет тебя в этом месте. Я не твой союзник. Я не твой друг. И я больше не вступлюсь за тебя. Если ты проявишь неуважение к офицеру Легиона, тебе придется столкнуться с последствиями. Это ясно?

Я изображаю мрачный кивок, к которому начали возвращаться легкие движения шеи.

— Почему они убили мою мать и сестру?

Он поднимает подбородок, смотрит на меня свысока, и его глаз дергается.

— Просто потому, что они им не понадобились. Ты жива только потому, что обладаешь навыком, которого нет у большинства. Помни об этом.

Требуется час для того что бы действие наркотика закончилось и вышло из моего организма. За это время меня вырвало и я помочилась больше раз, чем я могу вспомнить, благодарная за удобства, к которым я не привыкла. В улье мы испражнялись в ведра, которые использовались для удобрения садов. Раз в неделю у меня была неприятная рутинная работа по высыпанию их в то, что мы называли "горячей кучей", для компоста. Доктор Фалькенрат, как он попросил меня называть его, называет это туалеты, и в отличие от наших ведер, у них есть система всасывания, которая делает это сама. Он говорит, что их можно найти только в комнате доктора. Другие мальчики испражняются в ведра, которые собирают в пакеты и сжигают.

Закончив, я опускаюсь на колени на чистый белый пол и вращаю то, что он назвал мешалкой, которая компостирует отходы. Когда я открываю крышку, жидкость исчезает.

Нежность манит мои пальцы к моей бритой голове, и я прощупываю источник сильного ожога там. Ощущение такое, как в тот раз, когда меня поцарапала кошка, когда я карабкался по руинам — зудящее и жгучее. К моим пальцам возвращается небольшое количество крови, и я поднимаюсь на ноги, глядя на свое отражение в зеркале.

Черноватая отметина, обрамленная сердитой красной выпуклостью, выглядывает из-под моего затылка, и я могу разглядеть цифру восемь. Вытатуированная на моей коже. Навсегда. Неловко поворачивая свое туловище, мне удается разглядеть вытатуированную рядом с ним пятерку. Я прощупываю рану и обнаруживаю, что болезненность распространяется по основанию моего черепа.

Я предполагаю, что это сделали, пока я была без сознания, хотя я не помню даже мимолетного момента этого.

Звук достигает моих ушей через барьер тонкой двери, и я поворачиваюсь к нему, прислушиваясь. Крики. Ужасные, наполненные болью крики, от которых мое сердце колотится в груди.

Крики вытаскивают меня из маленькой туалетной комнаты, и я вхожу в ярко-белую комнату, где я проснулась час назад. Поперек небольшого пространства расположено окно, почти занимающее ширину стены, с тяжелой дверью рядом с ним и маленькой белой коробочкой, на которой горит крошечный зеленый огонек. Комната по другую сторону окна намного больше, с лампочками на концах длинных изогнутых рычагов, которые напоминают мне лапки насекомого, свисающие с потолка.

На кровати лежит взрослый мужчина, хотя с моего ракурса трудно определить его возраст. Я вижу только солнечные пятна, усеивающие макушку его лысой головы. Толстые ремни привязывают его тело к кровати, на которой он корчится, словно от невыносимой боли. Кровавые соцветия усеивают белую простыню, прикрывающую его, и его вопли агонии умоляют меня открыть дверь, чтобы рассмотреть поближе.