Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 23 – Алисия Небесная

И в этот миг внутри вспыхивает тепло. Не движение, не толчок — просто мягкий отклик, похожий на надежду. И впервые за долгое время я не чувствую себя сломанной.

Засыпаю медленно, но тьма не приносит отдыха. Вместо сна приходят кошмары — старые, упрямые, словно их кто-то снова распечатал и положил рядом.

Прошла неделя.

Похороны прошли без меня.

Лежала в палате, неподвижная, словно заключённая в собственное тело, и смотрела в потолок, как в пустое небо. Слёзы не приходили. Боль была слишком глубокой, словно зажата в груди так плотно, что уже не могла выйти наружу. Всё заклинило.

Когда я вернулась домой, стены встретили меня тишиной. Они стояли на своих местах, но я уже не ощущала их защитой. Дом перестал быть домом. Воздух в нём изменился — стал сухим, выдохшимся, как будто выгорел вместе с тем, что когда-то наполняло его жизнью.

Как будто вместе с жизнью ушло и то, что делало этот дом тёплым.

У входа ждал отец. Он не шагнул навстречу, не раскрыл рук. Стоял, как изваяние, холодный и прямой. Его глаза скользнули по мне так, будто я была не дочь, а подчинённая, которую вызвали к отчёту.

Объятие оказалось быстрым, формальным — больше похожим на проверку. Запах шерсти обжёг память. Раньше он был защитой. Теперь — клеймо власти.

— Ты справишься, — произнёс он ровно, без эмоций. Приговор.

Через три дня он привёл Романа.

Услышала его шаги ещё до того, как он вошёл. Уверенные, ленивые, но хищные. Он смотрел на меня слишком долго, слишком жадно — как на обещанный приз. Я различала в его взгляде не уважение, а голод. Давний, привычный.

— Юля, — в его голосе звучала ухмылка. — Рад, что ты дома. С тобой стая станет сильнее.

Он вёл себя так, будто уже хозяин. Осматривал гостиную, касался взглядом каждой детали, задерживался на мне, как на вещи, которую ждал. Я предчувствовала: он всегда хотел этого. Не союз. Не власть. Меня.

Отец молчал, но его тишина раздавливала. Он не объяснял и не спрашивал — просто утверждал новую реальность.

— Ты больше не связана, — холодно бросил он. — А он готов. Союз укрепит стаю. Совет поддержит.

Слово «союз» резануло. Оно звучало, как приговор, вынесенный без участия обвиняемой.

Стояла у дверей, чувствуя себя чужой в собственном доме. Меня не спрашивали.

Роман приблизился. Его шаги были медленными, нарочито спокойными. Он словно наслаждался моей беспомощностью.

— Я приму тебя, — сказал, глядя прямо. — Мне всё равно, кто был до меня. Даже если это была… ошибка.

Его взгляд скользнул вниз, остановился на животе. Я чувствовала, как он оценивает, считает, проверяет.

— Главное — кто будет после.

Его голос был тихим, но в нём не было ни сомнения, ни стыда. Только собственническая уверенность. Он говорил обо мне, как о вещи. Отец коротко кивнул, будто подписывал протокол.

— Он силён. Он станет вожаком. А ты — омега. Ты знаешь цену правильной пары.

Я слышала только холодный расчёт. Ни слова о любви. Ни капли сожаления. Только власть.

Во сне всё повторяется. Та же гостиная. Та же лампа, мягкий свет которой теперь казался насмешкой. И он.

Роман подходит ближе. Медленно. Уверенно. Его глаза — тёмные, прожигающие. В них не было желания защитить — только право обладать.

— Теперь без фокусов, Юля, — шепчет он. — Ты одна. Ты свободна. Но у тебя нет выбора.

Я хочу закричать. Но крик застревает. Ноги приросли к полу. Грудная клетка стянута. Воздуха нет.