Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 22 – Алисия Небесная

Я остаюсь на кухне одна. Кружка дрожит в пальцах, будто её вес вдвое тяжелее, чем обычно, и мне приходится удерживать её изо всех сил. Внутри же всё трясёт, не хуже, чем при высокой температуре, — дыхание сбивается, сердце стучит слишком быстро.

«Иди к той, что к тебе прибегала» — мои слова звучат в голове и режут сильнее любого ножа. Я ведь знала, что не стоило их произносить, но не удержалась. Он не поднял на меня руку, не заставил склониться или подчиниться, не сказал ни одного приказа. А укусила именно я. Словом.

Теперь ненавижу себя больше, чем его. Из злости бросаю ложку в мойку. Звук раскатывается по кухне, звонкий и резкий, но даже этот грохот не способен заглушить дрожь, бегущую по моим рукам.

Волчица внутри молчит. Она не рычит, не вырывается наружу, а просто будто отворачивается, обижаясь на меня, за то что снова не сумела понять: он для меня враг или всё-таки тот, кто ещё рядом?

Падаю на диван и вцепляюсь в подушку обеими руками, сжимаю её так крепко, что костяшки пальцев белеют. Злость поднимается изнутри, разливается горячей волной, бурлит под кожей, словно закипающая вода в чайнике, и не даёт мне дышать ровно.

Знаю: не должна была говорить этого. Но и молчать я никогда не умела, особенно тогда, когда сердце бьётся так громко, что отзывается в ушах, дыхание сбивается и каждое слово словно само рвётся наружу. Он — альфа. А я — не девочка, что строит гнёзда у его ног и ждёт ласки. Я защищаюсь. Резко, громко, наперекор. Потому что боюсь.

Боюсь снова довериться. Боюсь увидеть в нём того, кто останется, а потом — понять, что он всё же уйдёт. Уйдёт, как уходили все до него. Все те, кто обещал шепотом: «Я рядом».

Проходит час, и тишина становится почти невыносимой. Я поднимаюсь наверх и вижу, что комната пуста. Запираюсь изнутри, прислоняюсь лбом к двери, будто сама собой становлюсь последним барьером. Слышу, как внизу гаснет свет и кто-то идёт по коридору, но шаги не его. Артём не пришёл. Он злится.

Только теперь — не совсем.

Волчонок внутри ещё слишком мал, чтобы слышать мои мысли. он чувствует. Я машинально глажу живот, будто пытаюсь успокоить не только его, но и себя

С смотрю наружу. В лесу мерцают светлячки, распахиваются силуэты деревьев, ночной воздух будто укрывает их мягким пологом. Там — спокойствие. А во мне бушует буря. И я знаю: утро уже не будет прежним. Потому что впервые за долгое время я не хочу бежать. Но и не понимаю, как остаться.

Сажусь прямо на пол, упираясь спиной в край кровати. Сброшенное одеяло сбилось у ног, окно приоткрыто, и в комнату медленно проникает запах хвои и влажной ночи.

Ладони ложатся на живот, пальцы ощущают тонкую ткань и тепло кожи. Там — жизнь. Совсем крохотная. Но уже часть меня. Уже кто-то.

— Прости, — шепчу в темноту. — Я слишком часто боюсь.

Волчица внутри отзывается мягким движением. Ни злобы, ни протеста. Только спокойное согласие. Я вдыхаю глубже, и грудь сдавливает иначе — не страхом, а тяжёлым осознанием.

Я не хочу снова быть слабой. Не хочу снова падать и терять. Не позволю себя сломать. И не позволю ему исчезнуть.

Провожу рукой по животу. Смотрю в ночь за окном, где деревья заслоняют горизонт.

— Я буду сильной, — шепчу почти неслышно. — Ради тебя. Не ради Артёма. Не ради тех, кто ждёт, что я сдамся. Только ради тебя, маленький. Ради нас.