Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 27 – Алисия Небесная

— Юля! — его голос становится жёстче, резче. Он хватает меня за плечи, встряхивает. — Смотри на меня!

Я смотрю. Его глаза близко. Яркие, сосредоточенные. И вдруг они не угрожают, а держат. Он — якорь.

— Она сказала… что ты заберёшь ребёнка. А меня вышвырнешь… — губы дрожат, дыхание сбивается, слова разваливаются на обрывки.

Он застывает. Его взгляд становится ледяным.

— Кто ты? — спрашивает низким, почти безэмоциональным голосом.

— Омега. Оксаной зовут…

Тишина затягивается, секунда превращается в вечность. Затем его пальцы поднимают мой подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

— Слушай внимательно. Никто. Ни одна волчица, ни одна стая не посмеет забрать у тебя ребёнка. Пока ты под моей защитой — ты мать моего сына. И точка.

Слезы текут непроизвольно, это не рыдание, а выход накопившегося напряжения. Он притягивает меня к себе, обнимает так крепко, что ощущаю тепло.

— Всё хорошо. Успокойся. Я рядом. Мы справимся вместе.

Волчица внутри меня затихает.

Но как только я делаю шаг, боль пронзает мой живот. Я издаю короткий, пронзительный визг. Артём мгновенно напрягается, его глаза темнеют.

— Чёрт… — выдыхает сквозь зубы. И в ту же секунду подхватывает меня на руки. Без слов. Просто берёт.

— Потерпи, — рычит. — Сейчас.

Артем стремительно несёт меня по коридору, крепко прижимая к себе. Его сердце громко стучит, и мне кажется, я слышу этот гулкий ритм. Каждый его шаг отзывается эхом по плитке, а моя голова беспомощно качается на его плече. Дыхание срывается короткими рывками, в горле пересохло.

Дверь медблока распахивается с таким грохотом, что я вздрагиваю — словно её вышибли. Металл звенит, ударяясь о стену, и в ту же секунду в нос бьёт тяжёлый запах антисептика и лекарств. Белый свет ламп режет глаза.

— Павел! — его рёв разрывает тишину. Голос такой, что дрожат стены и вздрагивают люди. Не зовёт — приказывает.

Внутри всё леденеет. Я судорожно хватаюсь за его рубашку, пальцы дрожат. Все взгляды, как острые ножи, вонзаются в меня — медсестры, врач — все наблюдают. Но я вижу лишь его профиль: суровый, решительный.

Артём не отпускает меня, пока не убеждается: кровать готова, свет мягкий, приборы включены.

— Осторожно. Она на пределе, — голос хриплый, злой.

Павел кивает, и только тогда Артём укладывает меня на кушетку, не убирая пальцев с моей руки.

— Дыши, Юля, — шепчет он почти у самого уха. — Просто дыши. Я рядом.

Меня выталкивают из медблока.

— Мы справимся, — бросает Павел, не оборачиваясь. — Ты сейчас не помощь. Ты — угроза стабильности.

Угроза? Я? Тому, кого держал в руках, пока она тряслась от боли и страха?

Дверь захлопывается.

Через стекло вижу Юлю. Ей ставят капельницу. Тонкая игла. Белая лента. Бледная кожа. Пульс — едва ощутим.

В груди гудит. Низко, глухо. Волк внутри не просто бесится — он ломает клетку.

Сажусь. Через пять секунд — вскакиваю. Ждать — не умею. Не тогда, когда это уже не про контроль. Это про одно: кто тронул мою самку. И кто сегодня хочет умереть.

Я разворачиваюсь. Быстрый шаг. Коридор. Холодный воздух хлещет по лицу, как пощёчина.

Кто сказал ей эту дрянь? Кто сунул в уши яд про то, что я заберу волчонка?

Мне не составит труда найти виновного.

Это не город. Это стая. Здесь всё видно. Всё слышно. И теперь все — молчат. Отводят глаза.

Правильно. Я не в настроении повторять.