Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 29 – Алисия Небесная

Теперь — разгребаю.

Но если она думает, что приблизится к той, кто носит мою кровь… Пусть привыкает к одиночеству. В изоляторе. Без света. Без надежды.Без меня.

Прошло три часа.

Я снова в медблоке.

Тихо. Не стерильной тишиной, как в больнице — живой.

Дверь приоткрыта. Заглядываю в палату.

Юля спит. Тело напряжено, но дыхание ровное. Лицо спокойное.

Плед сбился с плеч, волосы растрёпаны, но впервые с момента, как она оказалась здесь — её не трясёт.

Я стою на пороге. Просто смотрю.

Климов встречает меня в коридоре.

Никаких бумаг, планшетов и врачебного пафоса. Просто смотрит в глаза.

— Она в порядке, — говорит спокойно. — Мы сняли спазмы, дали витамины, немного поддержали. Теперь только покой. Пускай отдыхает.

— А волчонок?

— Всё стабильно. Реакция была, но не критичная. Успели. — Он делает паузу. — Но в следующий раз можем не успеть.

Молчу. Ни кивка, ни вопроса. Просто тишина.

Климов выдыхает, медленно, как будто обдумывает, как сказать то, что будет дальше:

— Артём, тебе нужно убрать всё, что может её дергать. Любой стресс — угроза. Разговоры, давление, даже взгляд не в том тоне.

Он делает шаг ближе.

— Если хочешь сохранить ребёнка — тебе придётся забыть, что ты альфа. Хотя бы рядом с ней. Хоть на время.

Я поднимаю взгляд.

— Забыть? — сухая усмешка режет воздух. — Легче сказать, чем сделать.

— Тогда вспомни, что ты не просто альфа, — голос давит, словно клинок к горлу. — Ты отец. И всё, что ей сейчас нужно, — не приказ. Не контроль. Не твои стены и охрана. А уверенность, что рядом не зверь, а человек. Мужчина, которому можно довериться.

Я отворачиваюсь и иду по коридору. Каждый мой шаг — это как сражение с самим собой.

Внутренний зверь рычит и требует контроля. Он хочет командовать, крепко держать и не отпускать. Его голос звучит как приказ: «Моя. Подчиняйся. Слушай».

Я сдерживаю этот животный инстинкт, как будто затягиваю петлю. Понимаю: если сейчас дам волю внутреннему зверю, то потеряю её.

Дохожу до конца коридора и останавливаюсь. Смотрю в окно. Юля. Непоколебимая. Закрытая. Слишком гордая, чтобы просить помощи. Но сильная — даже когда внутри всё трещит по швам.

И это всё на фоне боли, которую она несёт из прошлого, как тяжёлое бремя на сердце.

А я... Я должен быть тем, кто не добивает. Кто выдержит её бурю, когда сам готов сорваться в отчаянный крик.

Потому что теперь у нас нет права на промах.

Она очнулась так тихо, что я сам не сразу заметил.

Ни рывка, ни стонущего вздоха. Просто ресницы дрогнули — и глаза тут же вцепились в меня. Как будто знала заранее, что я здесь.

Я уже сидел рядом, слишком близко к её постели

— Всё хорошо, — произношу тихо, но твёрдо. Слова звучат низко, сдержанно. — Ты в медблоке. С тобой всё в порядке.

Юля моргает медленно, словно сквозь сон. Её губы чуть шевелятся, и она тихо шепчет:

— Как малыш?

Этот вопрос — как удар под рёбра. Слишком резкий, слишком прямой.

— Всё хорошо, — отвечаю сразу, без паузы, не позволяя сомнению даже мелькнуть. — Климов вовремя поставил капельницу. Ребёнок в порядке.

Только тогда её плечи заметно оседают. Будто кто-то снял с неё непомерный груз. Или она сама — отпустила.

Беру её ладонь в свою. Она теплее, чем должна быть после такого. Хрупкая. И в то же время в этой хрупкости есть своя упрямая сила.

— Юля, — наклоняюсь ближе, позволяя нашему дыханию почти смешаться. — Я никогда не заберу у тебя сына. Он твой. Ты — его мать. Это даже не обсуждается.