Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 60 – Алисия Небесная

— Всё хорошо? — почти шёпотом.

Я кивнул.

— Теперь — да.

Провёл рукой по её волосам, убрал пряди с лба. Взгляд скользнул на малыша. Он спал, разомлев от её тепла. Щека прижата к груди, ресницы едва заметны.

— Он такой маленький, — прошептала Юля, не отрываясь от сына.

— Но крепкий, — ответил я. — Явно мой.

Юля улыбается. Без слёз, без слов. Просто смотрит — с теплом, с доверием, с той усталой нежностью, что бывает только у женщин после родов.

— Посмотри на него, — шепчет. — Всё в тебе. Брови, рот. Даже выражение лица.

Я улыбаюсь. Осторожно. Почти растерянно. Столько лет внутри была пустота. Теперь там — сердце моего сына.

— Пусть хоть взгляд будет твой, — говорю, глядя на Юлю. — Остальное — пусть будет моё. Я справлюсь.

Она смеётся. Тихо. Тепло. Прячет лицо в подушку. И это — самый правильный смех, который я слышал.

Юля гладит малыша по щеке.

— Он будет упрямым, — шепчет. — И добрым. Я чувствую.

— Таким и должен быть, — отвечаю. — А главное — он не один.

В палате тихо. Тишина не пугает. В ней — покой. Всё, что должно было сгореть — сгорело. Всё, что нужно — здесь. Дышит. Живёт. Растёт.

— Поспи. Тебе силы нужны, — тихо говорю, укладываясь рядом.

Юля не отвечает — только вздыхает и сжимается, прижимаясь ко мне спиной. Я обнимаю её аккуратно, стараясь не задеть малыша. Тепло. Тесно. Но по-другому сейчас нельзя. Волк внутри затихает только тогда, когда чувствует их рядом.

Маленький спит, уткнувшись щекой в грудь матери. Кулачки сжаты. Тихий, едва уловимый вдох. Я слушаю, как он дышит. Слышу Юлю. Слышу себя.

Всё — как надо.

Прошло три года. С тех пор, как в роддоме он впервые заплакал — крошечный, сморщенный, громкий. Сейчас он — совсем другой. Уже не малыш, но ещё не совсем волк. Сегодня важный день. Его первый оборот.

Мы вышли во двор — ближе к лесу. Здесь тихо, за домом, только деревья, тишина и ветер. Всё подготовлено. Я держу плед, сердце колотится в груди, как в тот самый день. Рядом — Артём. Его взгляд сосредоточен, движения выверены. Он готов. Он знает, как провести сына через это.

Мальчик стоит перед ним — босой, в свободной одежде. Щёки горят, в глазах — волнение. Тонкие пальцы сжаты в кулаки. Он упрямо держит взгляд отца.

Артём опускается на корточки, берёт сына за плечи.

— Не думай ни о чём. Просто дыши. Медленно. Ровно.

— А если не получится? — хрипло спрашивает Александр.

— Получится, — твёрдо говорит Артём. — Ты уже готов. Он в тебе. Ты просто дай ему выйти.

Сын кивает. В его взгляде — страх и решимость. Он закрывает глаза, глубоко вдыхает.

И почти сразу — тело начинает дрожать. Плечи подрагивают, пальцы выгибаются. Артём не отступает. Напротив, шепчет:

— Хорошо. Не сопротивляйся. Позволь.

И тогда — происходит. Слишком быстро для слов. Рывок, тень движения — и мальчик исчезает, а на его месте на траве появляется серый волчонок. Маленький, с мягкой шерстью, ушами чуть великоватыми для головы. Он дрожит, опирается на лапы. Стоит неловко, будто забыл, как двигаться.

Он делает шаг — падает. Потом встаёт снова, переступает. Шатко, смешно. Но идёт. Сначала к Артёму — прижимается боком к его ноге, тычется носом.

Артём не говорит ни слова. Просто сбрасывает с себя одежду. Его тело почти мгновенно сотрясается волной — волк выходит мощно, легко. Тёмный, крупный, уверенный.