Книга Пари, страница 53 – Александра Плен

С трудом выдержав полчаса в обществе угрюмых жены и дочери, герцог отправился прогуляться верхом, оставив женщин вдвоём.

– Что рассказала тебе баронесса? – полюбопытствовала герцогиня, едва отец удалился.

– Больше, чем ты, – отрезала Николь, тяжело сдерживая раздражение.

Теперь она понимала причину обид матери на бабушку, но всё равно не могла простить, что герцогиня скрыла семейную тайну. Оставила её один на один с пугающим даром – беспомощной, необученной. А теперь ещё и отдавала в руки сына Кровавого Грега…

Николь гневно ерзала на сиденье. В памяти то и дело всплывало лицо молодого садовника – первого «подопытного» для тренировки дара, которого выбрала для неё бабушка. До прошлой поездки в поместье баронессы Николь и не замечала, как много у бабушки работает молодых и красивых слуг-мужчин. Бабушка наблюдала за внучкой из окна и по итогу сделала вывод: неизвестно, кто больше смущался, сама ли девушка или бедный садовник. Когда несчастный вдруг упал на колени и принялся целовать подол платья, Ники в ужасе завизжала и бросилась бежать в дом, заявив, что в сад больше не вернётся.

– На месте разберёшься, – разочарованно вздохнула баронесса.

Теперь Николь ехала в неизвестность, имея в арсенале всего лишь свою непонятную силу. Да, ещё веер: сейчас он безвольно висел на её руке. Она задумчиво то открывала его, то складывала, прекрасно осознавая, как это раздражает мать. Герцогиня не раз просила прекратить, но Николь упрямо продолжала: ей хотелось хоть чем-то зацепить маму, вывести её из наигранного аристократического спокойствия.

Сама она была на грани отчаяния.

Наверное, ей хотелось, чтобы мама просто пожалела её. Села рядом, обняла, подтвердила: они справятся, всё преодолеют вместе… Но герцогиня только сжала губы и продолжала смотреть в окно – туда, где гарцевал на вороном жеребце любимый муж.

«Хотела бы я так же безоглядно любить одного-единственного мужчину, – подумала Николь с невольной тоской. – У мамы нет сомнений, нет страха. Она выбрала папу и даже посмела пойти против бабушки».

Девушка на миг представила себя, влюблённую в Родана, и ужаснулась: нет, такого не случится.

Столичный дом поразил её роскошью. Шесть лет назад, само собой, его разорили, но стены, окна и крыша остались нетронуты, пострадало лишь убранство. Кондоры восстановили особняк год спустя, а недавно герцогиня собственноручно обновила убранство: заказала новую мебель, ковры, картины, элегантные безделушки, сменила слуг. Теперь дом стал ещё изысканнее, чем был до разорения.

Большинство слуг, само собой, были женщинами, но были и пожилые мужчины, принятые в услужение со своими семьями. Они работали за пределами дома – в саду, конюшне, котельной.

Строгая, тщательно одетая горничная проводила Николь наверх. Если и удивилась густой вуали на лице девушки вечером, то не показала этого ни жестом, ни взглядом.

– Отдыхайте, – сказала она, поклонившись. – Ужин принесут через полчаса.

Николь поблагодарила её, закрыла дверь и осмотрелась. Она ни разу не бывала в этом доме, да и в столице вообще – всё было в новинку. В комнатах было тепло и приятно пахло. На подоконнике стоял букет свежих цветов из оранжереи, через спинку кресла был перекинут кружевной пеньюар, на будуарном столике у зеркала стояли многочисленные баночки с косметикой.