Книга Пари, страница 89 – Александра Плен

– Ясно, – задумчиво ответила она. – Тебе придётся научиться жить с этим, девочка. – А потом дала совет: – Попробуй при разговоре не смотреть мужу в лицо. Вдруг получится.

Совет оказался удачным. Вчера они смогли даже немного поговорить. А вечером в голову Николь пришла идея – как она надеялась, удачная: а что, если в очередной его приход плотно завязать себе глаза, а ещё лучше – создать полную темноту в спальне, тогда и зажмуриваться будет не нужно? Плюс темнота не даст мужу видеть её лицо, значит, можно надеяться, что и её сила не сработает.

– Погаси свечи, – попросила Николь, когда Родан вошёл в комнату.

Тяжёлые бархатные портьеры она заранее наглухо сдвинула сама.

Родан молча послушался. В комнате наступила полная темнота. Николь не видела даже руку, вытянутую перед носом, не то что мужа, ещё мгновенье назад стоящего посреди комнаты. Вокруг сплошной непроглядный мрак, где теряются очертания и кажется, будто сами стены перестают существовать.

Тихий шорох, скрип кровати, прогнувшийся матрас с одной стороны, ветерок, достигший кожи, – то ли от дыхания, то ли от распахнувшегося халата.

Николь вдруг подумала, что ошиблась с просьбой. Сейчас в чернильной темноте исчезли границы. Все чувства обострились, пульс ускорился, каждая мышца напряглась в ожидании прикосновения.

Он был рядом. Невидимый, пугающий, до странности волнующий мужчина. Она ощущала его присутствие всей кожей – крупное, сильное тело, руку, упирающуюся в постель, запах чего-то лёгкого, цитрусового – наверное, так пахнет мыло в королевской купальне. Он молчал. Он и раньше был не слишком разговорчив, а сейчас неосознанно принял предложенные ею правила.

Лишь его дыхание стало прерывистым и тяжёлым.

Пальцы неуверенно тронули лодыжку, словно отыскивая девушку на необъятной кровати. Ладонь погладила колено, легонько провела по внешней стороне бёдер и застыла на животе, согревая. Кожа Николь покрылась мурашками. Она замерла, затаилась в ожидании следующего прикосновения. Вся её суть напряглась – тревожно, сладко, мучительно остро. Хотелось выгнуться вслед за этой рукой, прижаться сильнее, вдавить её в себя.

А пальцы, словно живя своей жизнью, пустились в неспешное путешествие, исследуя тело, погружаясь в каждую впадинку, каждый изгиб. Николь едва дышала, не хотела спугнуть эту вязкую осторожную тишину. Она не имела ни малейшего представления, где, в каком именно месте, в какой миг эти пальцы окажутся в следующее мгновение, – казалось, что время замедляется, растягивается, а пространство между касаниями и её кожей наполняется ожиданием.

Вот они обвели контур скул, тронули ямку на шее, спустились к груди, сползли на живот, скользнули ниже, заставив Николь вздрогнуть от дрожи, прокатившейся по телу. Их движения были и осторожными, и уверенными одновременно.

Николь не заметила момента, когда к пальцам присоединились губы. К тому времени она была уже сплошным сгустком удовольствия.

В непроглядной тьме не осталось ничего, что могло бы остановить их, оттолкнуть, заставить не узнать друг друга. Безликие мужчина и женщина тонули в одном на двоих океане нежности. Их прикосновения стали языком, не требующим слов, молчание – музыкой, а темнота – мостом, их соединившим.

Родан и Николь проснулись одновременно. В комнате стоял полумрак. Утреннее яркое солнце настырно пробивалось сквозь узкую щель портьер, освещая спальню.