Книга Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой, страница 117 – Анна Солейн

Что? Он шутит? Я вздрогнула, но не смогла произнести ни слова. Даже не смогла отнять у него свои руки.

— Из-за вашего проклятья я вынужден был… — Ректор Стортон запнулся и опустил глаза. — Постоянно находиться с вами рядом. Это было настоящей пыткой. Тем не менее, — он откашлялся. — Я бы хотел последовать совету моего друга Бена и поговорить с вами напрямую. Уннер, — он посмотрел мне в глаза и крепче сжал мою руку. — Вы согласны быть со мной? В присутствии всего моего рода я предлагаю вам всего себя, включая вспыльчивый характер и все то, чем я владею, в обмен на небольшой шанс, что мои чувства взаимны. Капли того, что вы ко мне испытываете, и моей библиотеки, к который вы питаете слабость, хватит для того, чтобы вы сказали да?

Синие глаза смотрели пристально, и я растерялась. Сердце колотилось, как сумасшедшее, так хотелось поверить, так хотелось, чтобы наши отношения вдруг стали красивой сказкой.

Но это невозможно. Потому что я — русалка. У нас не бывает счастливой любви. Наша любовь — оружие, которое губит мужчин.

— Вы предлагаете мне, — медленно спросила я. — Стать вашей… содержанкой?

Выражение лица ректора Стортона не изменилось.

— Я должен быть с вами откровенен, Уннер. Поскольку я не знаю ничего о природе проклятья, что лежит на моей семье, я не могу гарантировать, что даже в этом случае вы… останетесь в безопасности. Но я могу это предположить с большой долей вероятности, потому предлагаю именно это. Однако мало чего в этом мире я не желаю сильнее, чем помолвки с вами. В этом случае вы окажетесь в опасности почти гарантировано. Вы и наши… наши дети.

— Боюсь, я не понимаю.

Молчание, а затем чудовищная морда ректора Стортона искривилась.

— Уннер, я битый час распинаюсь о том, что хочу на вас жениться! Поимейте совесть, что здесь непонятного? Может, соизволите дать ответ?

Внезапно мне стало смешно.

— Томас Морвель заказал оркестр. Возможно, меня сбивает с толку то, что его сейчас нет.

Ректор Стортон фыркнул и дернул хвостом.

— Помнится, вы разнесли его в щепки, а то, что осталось, уничтожил я. Совсем не из преподавательских соображений, увы. Дрангур играет на губной гармошке, если для вас это важно. Играет, правда, отвратительно, зато с душой, вы оцените. Бен может спеть. Уннер. Если бы не лежащее на моем роду проклятье, я бы даже не подумал о том, чтобы спрашивать вашего мнения. Боюсь, я вел бы себя как влюбленный юнец, осждающий окна дамы сердца. И не успокоился бы, пока не добился бы взаимности. Но… Я даю выбор вам.

Сказав это, он опустился на одно колено. Учитывая его чудовищно огромный рост, наши лица оказались как раз на одном уровне.

— Вы хотите быть со мной?

Да! Да, да и еще раз да! Конечно, я хочу быть с ним! Больше всего на свете! Стоило только подумать о том, что наши вечера перестанут быть чем-то украденным, а будут тем, что по праву принадлежит мне, как дыхание перехватывало от радости.

Какие тут могут быть сомнения? Это я до этого думала, что у меня сердце стучит? Глупости! Вот в этот момент оно в самом деле заколотилось, как будто хотело выпрыгнуть — навстречу к ректору Стортону, видимо.

Который ждал ответа.

Ответа.

Я должна ответить.

Провались все к низвергнутым! Но что я могу сказать?

Согласиться? Но чувства ректора Стортона — морок. Они ненастоящие, хоть он и повел себя намного благороднее Томаса Морвеля, Джимми и тем более Ходжа.