Книга Саймон, страница 78 – Анна Есина

Движения стали плавными, почти грациозными, но в них чувствовалась такая мощь, что Кира невольно затрепетала от восхищения и страха.

Перед ней стоял уже не человек — древний повелитель ночи, воплощение самой тьмы, чья красота была настолько совершенной, что перехватывало дыхание. Жёсткий взгляд проникал в самую глубину её души, заставляя сердце биться чаще, а кровь бежать по венам быстрее.

В этом преображении было что-то первобытное, что-то, что пробуждало в Кире глубинные инстинкты, заставляя её тело трепетать от смеси ужаса и восторга. Она понимала, что перед ней — существо, способное как подарить ей вечность, так и забрать её жизнь в одно мгновение, и почему-то знала, что Игнат не покусится на её бессмертие, но раздерёт на части каждого, кто осмелится посмотреть в её сторону.

Женишок явно растерялся. Козырять ему было нечем, да и желания оспорить право на невесту у него не возникло. Глуповато улыбнувшись, словно говоря: «Хе-хе, это же всё просто шутка!», он попятился назад и растворился в воздухе, а может просто драпанул — Кира не вдавалась в подробности.

— Что ж, — заключила Дана, с гордостью поглядывая на дочь, — вижу, ты и сама выбрала себе достойную пару. Друзья, поприветствуйте…

— Где отец? — Кира, стоя в окружении крыльев Игната, осмелела в разы. — Мы приехали только ради него.

— Моя суетливая дочь! — Дана засмеялась, и гости подхватили этот жеманный смешок. — Я ещё не представила Саймону его пассию…

— Я обойдусь, маман, — глумливо выкрикнул Семён. — У меня, конечно, нет подружки, которая могла бы стереть с твоей хари этот самодовольный оскал, зато есть кое-что покруче. Горыныч, приятель, тебе нравится эта злая тётка?

Горыныч насупился. Ему с детства внушили, что «злая» означает что-то нехорошее, незаконное, злым быть нельзя, поэтому он с осуждением посмотрел на красивую женщину в рубиновом платье и по-детски погрозил пальчиком, нехорошо, мол, ай-яй-яй.

Дана растерялась. Саймон воспользовался её замешательством и шепнул на ухо одному из сиамских близнецов.

— Выпусти себя.

Горыныч послушно исполнил просьбу друга. Семёна он любил, как никого иного, потому как вампир всегда относился к нему с большой заботой, а ещё умел шутить и веселил угрюмую половину.

Тучное тело сиамских близнецов начало преображаться с ужасающей силой. Жир словно таял, превращаясь в чешуйчатую броню, а плоть наливалась нечеловеческой мощью.

Две головы, прежде склонившиеся друг к другу в братском объятии, теперь распрямились, их лица исказились в первобытном оскале. Зубы удлинились, превращаясь в острые клыки, а глаза полыхнули яростным пламенем.

Тело стремительно вытягивалось, раздаваясь в плечах. Кости хрустели, перестраиваясь в драконью анатомию. Из спины вырвались огромные кожистые крылья, покрытые чешуёй цвета грозовой тучи.

Руки трансформировались в мощные лапы с острыми когтями, а ноги удлинились, превращаясь в чешуйчатый змеиный хвост. Толстая кожа покрылась бронированными пластинами, между которыми пробивались языки пламени.

Головы, прежде человеческие, теперь приобрели черты древних драконов. Челюсти удлинились, из них показались раздвоенные языки. На головах проросли костяные гребни, увенчанные острыми шипами.

Из горла вырвалось оглушительное рычание, от которого задрожали стены. Воздух наполнился запахом озона и серы. Существо взмахнуло крыльями, и по помещению пролетел порыв горячего воздуха.