Книга Ткач, страница 111 – Тиффани Робертс

Ничто из этого не меняло того факта, что она была одета в шелк другого врикса, а не его.

С дразнящим блеском в глазах она сложила руки на коленях и наклонилась вперед.

— Ты милый, когда дуешься.

— Я не знаю этого слова, — выдавил он.

— Угрюмый, ворчливый, сварливый.

Опустив жвала, он перевернул мясо над огнем.

— Я не надутый.

Выпрямившись, Ахмья выпятила нижнюю губу и раздраженно скрестила руки на груди.

Он прищурился.

— Что это? Что ты делаешь?

— В точности копирую то, что ты только что сделал. Дуюсь.

— Прекрати.

Ахмья только снова выпятила нижнюю губу и посмотрела на него широко раскрытыми печальными глазами.

Рекош знал, что она делала. Он знал, и все же… Это выражение лица, этот взгляд зацепили его сердечную нить и потянули.

Нет. Нет, он не позволит ей отвлечь себя. Его настроение было оправданным. И если она не хочет надевать его платье из страха, что оно испортится, он сошьет другое и не оставит ей другого выбора, кроме как надеть его.

Сняв мясо с огня, он встал и протянул ей палку.

— Готово. Ешь.

Как только она взяла палку, Рекош отошел в сторону, схватил сумку и открыл ее. Он сунул руку внутрь и порылся в содержимом, пока не нашел чистое шелковое одеяло, спрятанное на самом дне. Он вытащил его, а за ним и свои принадлежности для шитья — иголки, нитки и нож из черного камня.

— Что ты делаешь? — спросила Ахмья.

— Дуюсь, — он развернул одеяло. — Ешь, Ахмья.

Не поднимая глаз, чтобы посмотреть, повинуется ли она, он приступил к работе. Хотя одеяло было не из той ткани, которую он выбрал бы для пошива одежды для нее, оно было соткано из его шелка, его руками, и это все, что имело значение.

Платье возникло в его мыслях, четко и определенно, и он ловко скроил ткань так, чтобы она облегала ее фигуру. Элегантно, но практично. То, в чем нуждалась его пара, и то, что он мог ей дать.

Длинные пальцы без лишних раздумий работали с тканью, вставляя иглы на место, чтобы скрепить детали по шву. Он проверил форму, расправляя платье в талии, представляя свои руки вокруг тела Ахмьи. Теперь он знал его. Очень близко.

Больше никаких догадок. Оно идеально подойдет ей, когда будет готово, он в этом уверен.

После нескольких незначительных манипуляций он продел нитку в иголку и начал шить. Хотя он тщательно выполнял каждый стежок, пальцы двигались ловко, проворно, с инстинктивной уверенностью и непринужденностью. Каждый раз, когда игла протыкала ткань, он мог представить все более отчетливо — его шелк, облегающий гибкое тело его пары в виде этого нового платья.

Он мог представить узоры, бегущие по ткани, подчеркивающие ее естественные изгибы, и его пальцы зачесались от желания добавить эти украшения, но он удержался. Практичное. Функциональное. Сейчас не время для таких деталей.

Каждый стежок был прямым, плотным и точным, когда он работал со швом. Хотя свет от костра был неровным, он не нуждался в нем, чтобы ориентироваться: он мог бы сделать это с закрытыми глазами, в полной темноте.

Сколько ночей он провел без сна, будучи подростком, с мыслями, с ужасом, с воспоминаниями, проносящимися в голове, которые можно было заглушить только сосредоточив внимание на чем-то другом? Сколько раз он брал нить в темноте и концентрировался на ее ощущении, ее силе, ее деликатности?

Когда мир казался таким невероятно большим, таким одиноким, таким пугающим, у него всегда была простота нити, которая поддерживала его. Потому что из этой простоты можно было сотворить такие чудеса.