Книга Я буду твоими глазами, страница 108 – Александра Неярова

– Ты не раскаиваться сюда пришла. Так зачем? Я уже сказала, смерти здесь ты не найдешь, – Верея изумлённо смотрела на Агидель, отказываясь понимать её. Из-за своей прихоти наворотить столько зла!

Жалко ли её стало после всего, что она наговорила? Нисколько. Она и только она сама виновата в своих бедах.

– Мне нет прощения. Хотела, чтобы ты узнала, почему я всё это сотворила, – старуха повернулась к Живице.

Не видящий взгляд заскользил по водной глади, в кой рыба плескалась, тревожа реку кругами ряби.

– С того дня, как колдовская сила меня покинула, разумела, что может, не так я истолковала видение Мары. Богиня хотела мне показать, что по молодости я сделала неправильный выбор… Не стала бы той, кто я есть ныне, а осталась бы с Ягиней и вырастила дочку. Других детей боги мне не даровали.

– Так и спроси у богов, пусть они тебя судят! За все невинные жизни, которые ты забрала!

Верея шагнула к сгорбившейся Агидель, без страха за руку схватила и запела молитвенную песнь, призывая небожителей творить суд.

Тот час над ними заклубились грозовые тучи, закрутились, а внутри, как в клетках, бились молнии. И, чем ниже опускались тучи, тем тише становилось вокруг.

Замолкли птицы. Затих только что игравший с травой и листьями ветер. Воздух стал густым и тяжелым, застревал в груди, продохнуть трудно. И Верея и Агидель не сводили глаз с облачного действа.

Сухая рука ведьмы до боли сжала запястье девицы.

– Знай же, светлая, люба ты одна княжичу. Крепче стали ваша любовь, – промолвила с печалью. – Помнит Златояр тебя. Не совершай моих ошибок.

Трепыхнулось, обнадëжилось глупое сердечко, заколотилось в радости, но Верея ничего ей не ответила.

А в небе танцевали тучи. Потом одна из молний вырвалась на свободу, свет плетью до боли ударил по глазам, Верея закрыла их руками. Темнота сменилась разноцветными пятнами, а потом кругами, которые медленно плавали туда-сюда, мешая смотреть.

И вдруг всё стихло.

Верея убрала ладони от лица и обомлела. Там, где стояла Агидель, лежала горстка серого пепла. В следующее мгновение налетел и развеял останки.

Не стало больше ведьмы.

***

Кагояр. С холма, как на ладони виднелось великое словенское княжество. Дым, поднимающийся над городищем, сгущался в небе туманным смогом. Стены из камня и брёвен, залитые полуденными лучами солнца, казались золотистыми, раскинулись по сторонам на много вёрст.

Дорога извилистой полосой убегала в сосновый бор с севера, с другой стороны городище врезалось в берег реки. Ближние веси росли, как грибы по берегам её и у подножья тына мостились.

Из изб валил курчавый дымок, топил народ печи, осенняя пора настала. Вересень золотом и багрянцем матушку землю осыпал.

Сразу видно, с умом строили, река и отходящая от неё ямина, заполненная водой по кругу крепости, надёжно защищали от недругов. Стены каменными утёсами нависали надо рвом с башнями высокими, над дорогой и воротами громоздкими, в которые въехать могло сразу пару телег.

Чем ближе подбирался обоз Ратибора к Кагояру, тоговца, с которым Верея однажды пересекалась, тем громче звенели кузни, лаяли собаки, мычали коровы и блеяли овцы, слышались людские голоса – всё вместе это сливалось в шумный гомон. Голова Вереи пошла кругом, да и притомилась девица с долгого пути.

В тягость уж такие разъезды. Решалась она долго, две седмицы томившись в думках в Белозëрке, но сердце само в княжество привело. Златояр в праве был знать, что вскоре отцом станет.