Книга Прятки в облаках, страница 151 – Тата Алатова

— Ох!

Он, раздраженный и одновременно польщенный, бросил короткий взгляд на задачу, закрыл глаза и целых десять минут сидел молча и неподвижно.

Маша расхаживала вверх-вниз по узкому проходу между рядами парт и тоже молчала.

Неужели ректорша осмелился на такое? Да это же все чревато!

— Ты права, — наконец объявил Федя, — у этой задачи нет решения. Теперь-то я могу пообедать?

***

По механике ожидался экзамен, поэтому зачет не требовался. Лавров, как обычно ярко и образно, читал лекцию по проводимости различных материалов, а Маша смотрела на осень за окном и гадала, что делать дальше.

Алла Драконовна, как и грозилась, вышла на тропу войны — ладно. Очевидно, она будет затягивать комиссии, и среди педагогического состава университета мало кто решится помочь Маше. Можно было попытаться шагнуть через голову ректорши и обратиться напрямую к тетушкам из Минобраза, которые как раз находились здесь и аудировали Бесполезняк. Но привлекать к себе их внимание было боязно: а вдруг они распознают в Маше прыгунью во времени и как утащат в какие-то там застенки или что происходит со злостными нарушителями временных линий?

Но почему красивая, уверенная в себе сексуальная ректорша так рассвирепела из-за романа Дымова со студенткой? Будь это праведное негодование, то Агапова и пошла бы праведным путем — публично бы покарала распутного лингвиста. Но она обрушила яд своих стрел на Машу, как самая обыкновенная брошенная женщина.

Обыкновенной ректорша не была. Наоборот, Дымов как будто всегда чуть не дотягивал до ее уровня, и два и два никак не складывалось в четыре.

Едва дождавшись конца механики, Маша решительно направилась к административному корпусу. Лев на ступеньках вяло проинформировал, что блистательная Алла Дмитриевна ждала Рябову после второй пары, нехорошо так опаздывать.

— Ах вот как, — совершенно рассердилась Маша и едва не пнула ни в чем не повинную скульптуру.

Велел себе успокоиться, она медленно поднялась на второй этаж, миновала пустую приемную и без стука вошла в кабинет.

Ректорша стояла у окна, видимо, очарованная золотисто-багряными красками, украсившими парк.

— Рябова, — произнесла она, не оборачиваясь. — Ну наконец-то.

— Чего вы от меня хотите, Алла Дмитриевна? — спросила Маша напрямик.

— Чего я от вас хочу… — повторила та, будто задумавшись. Потом ответила: — Всего лишь чуда.

От такого у Маши глаза стали квадратными.

— Простите?

— Шесть лет назад мой отец погиб в автомобильной аварии. Предупредите его, чтобы он не садился тем вечером за руль.

— Что? — похолодела Маша.

Два и два всегда четыре.

Дело было не в Дымове, не в ревности, не в обиде брошенной женщины.

Просто у ректорши оказались вот такие методы убеждения. Она облачила свою просьбу в шантаж.

— Я не умею, — моментально обессилев, призналась Маша. — Алла Дмитриевна, я не знаю, как осознанно попасть в прошлое, тем более — в прошлое незнакомого мне человека. Ваша задача, как и задача Круглова, не имеет решения.

— Ну так найдите его, — резко велела ректорша, оборачиваясь. — Теперь, когда экзаменационная сессия пройдет без вашего участия, у вас будет достаточно времени. А после того, как вы предупредите моего отца, мы легко решим ваши проблемы с учебой.

— Но вы же еще вчера пытались сдать меня министерской комиссии!

— Пыталась, — согласилась ректорша. — Злодеем, видите ли, не становятся в одночасье. Я действительно хотела поступить по протоколу — сообщить о двух прыжках во времени, поскольку мне чужда идея Веры Викторовны о лживом милосердии. Вы представляете угрозу для нашего мира, и мне казалось разумным защитить наш мир от вас. Однако всем будто плевать. И если я могу понять заинтересованность Сергея Сергеевича в вашем благополучии, то поведение Веры Викторовны и Зинаиды Рустемовны не поддавалось объяснению. Они вздумали выступить против меня, чтобы закрыть собой вас. Зачем?