Книга Прятки в облаках, страница 162 – Тата Алатова

Не перекинулась? Но почему?

Вытянув билет, Маша опустилась за самую дальнюю парту, пытаясь найти объяснение произошедшему. Неужели эта история с видением собственного убийства так изменила тихоню Рябову? Для прежней Маши превращение в паука стало бы концом света, но когда ты разыскиваешь собственного будущего душегуба, публичный конфуз смущает тебя куда меньше.

Она трижды прочитала задание, прежде чем смогла сосредоточиться на его смысле.

Теоретическая часть — написать слова-исключения, которые никогда, ни за что нельзя использовать в чарах, уж слишком сильную и нестабильную энергетику они несут.

Практическая часть заключалось в авторском наговоре, который превратит соль в сахар.

Начав выводить ответ на первый вопрос — любовь, кровь, — она тут же забыла об этом и снова уставилась на Дымова. Какой же он безразличный, кошмар. Ну ладно, он понятия не имел о том, что у них был роман, но ведь Маша поразила его в самое сердце, когда он был еще бестолковым Серегой…

И тут она похолодела.

Она прыгнула в прошлое Дымова этой осенью потому, что Дымов ей сказал сделать это. Но ведь в новой реальности он не мог ничего ей подсказать, в новой реальности они даже не общались!

А значит, неоткуда было взяться первому прыжку! Как они могли упустить это?

Надо было меньше трахаться и больше думать, — с ненавистью к самой себе мысленно простонала Маша и уронила голову на руки.

Все было кончено.

Дымов, взрослый, нормальный препод никогда не посмотрит на свою студентку без подросткового запечатления на ней! У нее не осталось даже крохотного шанса вернуть его себе.

— Рябова, ты там живая? — прошептала Олеся Кротова.

Да, по крайней мере, она еще живая. Это все, что у нее осталось.

Слезы, которые с утра просились на волю, хлынули так бурно и внезапно, что Маша даже не успела отодвинуть от себя экзаменационный лист. Он моментально намок, заляпав первые два слова ответа.

Любовь.

Кровь.

А-а-а-а-а-а-а.

Она вот-вот завалит экзамен.

Утирая слезы и дыша ртом, чтобы сдержать всхлипы, Маша едва не вслепую писала слова-исключения, благодаря мироздание за отличную память.

С авторским наговором все оказалось куда сложнее. Мозг просто отказывался работать, превратившись в кисель. Она все тупила и тупила, пока не осталась в аудитории самой последней.

— Время, Рябова, — сухо напомнил Дымов, никак не комментируя драму, которую она тут устроила. Наверное, не впервые студентки рыдают на его экзаменах.

Маша встала и поплелась к его столу, комкая в руке черновик. Положила перед Дымовым влажный беловик.

— Ага, — сказал он, пробежав его глазами. — Засчитано. Что у нас по практическому вопросу?

И он достал из ящика стола солонку.

— Да… у меня вопрос. Как вы вообще оказались в этом универе?

— Что? — Дымов вскинул к ней голову. На его лице была лишь легкая досада от неуместных разговоров в учебной аудитории.

Маша резко схватила солонку, неразборчиво забормотав себе под нос, не желая, чтобы он услышал ее нелепый наговор. Главное ведь результат, а не плавность и рифма.

— Держите ваш сахар, — выпалила она, вернув ему солонку.

Он недоверчиво макнул в него ложечку, коснулся белых кристалликов самым кончиком языка и наморщился.

— Рябова, да ведь не бывает такого горького сахара.

— Ах чтобы вы понимали, Сергей Сергеевич, — тоскливо проговорила она.