Книга Прятки в облаках, страница 160 – Тата Алатова

***

Будильник звонил и звонил, и Маша выключила его с третьей попытки только. Спать хотелось — жуть как. Открыв глаза, она посмотрела на экран телефона: двадцать шестого января, семь тридцать утра.

Занавеси балдахина раздвинулись, и появилась взъерошенная Аня Степанова.

— Рябова, хватит валяться. У тебя экзамен по лингвистике через полчаса.

— У меня же автомат, — сонно удивилась Маша.

— Какой еще автомат, — зевая, сказала Аня, — ты же вчера даже с бала сбежала пораньше, чтобы еще раз подготовиться. Зря, между прочим, там историки подрались из-за шалавы Лериной. Допрыгается она когда-нибудь…

Тут Маша увидела и голубое платье, валяющееся на стуле, и горы учебников на столе, и три кровати в комнате. Вика все еще спала, не потрудившись задернуть шторы, и теперь ворочалась от их тихого разговора.

Маша села на простынях с вышитыми горлицами, часто моргая и ничего не понимая.

— Свинство, конечно, ставить второгодкам экзамен сразу после дня студентов, — посочувствовала ей Аня. — Но ты собирайся уже, а то позавтракать не успеешь.

— А Лиза? — оглушенно спросила Маша. — Ты что-то знаешь про Лизу из Питера?

— Про кого? — Аня недоуменно нахмурилась. — Да тебе приснилось все, и Лиза, и автомат.

— Приснилось, — потерянно согласилась Маша и поплелась наконец в душ.

Под прохладными струями воды в голове немного прояснилось. Она помнила, как бежала из универа в ужасе, как следила за стрелками часов в Мишкином доме, помнила руки Дымова на себе, и его губы на затылке.

А вот про вчерашний бал не помнила ничего.

Впрочем, неважно.

В этой временной линии ничего не случилось. Дина не увидела Машу из будущего, не услышала просьбу о ноже. Ее кошмарное видение о том, как придется однажды прирезать Рябову, не вырвалось на свободу и никого не напугало. Ректорше не пришлось будить Вечного стража, а Дымову — прикидываться Лизой. Плугов и Власов ничего не знали про тихую отличницу Машу Рябову, а Костик обошелся без волнений из-за ее проблем с сессией. Бесполезняк не зафиксировала второй прыжок в прошлое, потому что его не было, и не объединилась с Зиночкой во имя каких-то своих целей. Комиссия из минобраза не прибыла, и компетентность ректорши ни у кого не вызывала сомнений.

Все снова стало привычным, скучным и спокойным, как и должно было быть с самого начала.

И пусть Маша понятия не имела, что происходило последние полгода в этой временной линии, вряд ли это так важно. Наверняка она оставалась трамваем на рельсах. Учеба — библиотека — общага.

И все таки, выскочив на улицу, под тихий грибной дождь, Маша не могла не порадоваться тому, что снова вернулась в родные чудеса универа, по которым ужасно скучала весь предыдущий месяц.

Она понеслась к учебному корпусу, гадая, как так получилось, что Дымов отменил ее автомат. Маша изо всех сил старалась не думать о том, что была в его объятиях всего восемь часов назад — и никогда не была одновременно. Утешая себя тем, что теперь-то у нее вся жизнь впереди, чтобы вернуть утраченное, она тем не менее поднялась по лестнице с таким бешеным сердцебиением, что к четвертому этажу задыхалась, как астматик.

Ее однокурсники толпились в коридоре у входа в аудиторию, Олеся Кротова отчаянно листала конспекты, Саша Бойко дремал, привалившись к стене, явно перебрав накануне, Таня Морозова нервно расшагивала туда-сюда. Почему-то здесь был и Федя Сахаров, хотя во временной линии Маши его временно отчислили с курса лингвистики. Зачем-то он бросился к ней и крепко ее обнял. Обалдев от такого радушия, она замерла чутким кроликом, готовым сигануть в кусты.