Книга Соломенное сердце, страница 85 – Тата Алатова

Она чувствовала себя неуютно, но старуха не пробуждалась в ее голове, а значит, никакой настоящей опасности вроде бы не было. Поэтому Поля прилежно улыбалась, благодарила за теплый прием и старательно не замечала того, как жена старейшины нахваливает то одного своего сына, то другого. Сыновей было много, разного возраста и с разными лицами, они улыбались еще прилежнее Поли, и это вымученное сватовство приносило всем только неловкость.

Наконец ее оставили в покое в добротном гостевом доме, стоявшем на отшибе огорода за буйными зарослями калины и рябины.

Где-то под половицами стрекотал кузнечик, роскошные домотканые ковры украшали стены и дерево под ногами. Вычурная резная мебель не хранила на своих лакированных боках ни пылинки. Поля прошла из комнаты в комнату, мечтая забиться в самый темный угол, нашла на этажерке книгу обрядов и традиционных промыслов Заградыни и устроилась с ней за солидной печкой в плетеном кресле.

«Село, расположенное на самой границе Верхогорья, издавна отличалось скромностью и стойкостью», — так начинал свое повествование автор, и Поля хмыкнула, заново оценив богатое убранство гостевого домика.

Тем не менее ее увлекла история о том, как богатыри здешней земли из века в век защищали народ от различных нашествий. Войны с ближайшим соседом — Плоскогорьем — долгое время были рутиной, но сто лет назад Верхогорье, измученное засухой, пожарами и несчастьями, все-таки легло под руку княжества.

Когда-то Заградыня славилась кузнечным делом, здесь жили самые мастеровитые скорняки, самые меткие охотники. Но за последний век село становилось все более зажиточным, все более ленивым, все более торговым. Наверное, именно Заградыня больше всех протестовала против закрытия перевала, однако местный старейшина никак не проявил своего недовольства.

В тишине вдруг скрипнуло окно, послышался шорох, застонали половицы. Неужели кто-то из сыновей старейшины осмелился продолжить сватовство под покровом густой ночи?

Губа Поли сама собой дернулась вверх, обнажая зубы, в горле зародился предупреждающий грозный рык.

— Т-с-с, — раздался шепот, — только не кусайся. Это всего лишь я.

И в оконном проеме появился сияющий, как начищенная монетка, Даня.

— Меня тутошний горт впустил, я его уболтал, — улыбаясь от уха до уха, сказал Даня, с удовольствием разглядывая Полю.

Она сидела, поджав одну босую ногу, с книжкой в руках. Потрепанные джинсы, блеклая футболка, золотистая теплая кожа, трогательная синева круглых глаз и пушистые соломенные волосы, распущенные после бани.

Ее верхняя губа оставалась приподнятой — Даня так и знал, что его встретят волчьим оскалом. Шляются всякие по ночам, как не рычать.

— Пришел все-таки, — мелодично и приветливо пропела Поля, музыкальность ее голоса успела позабыться и отозвалась приятной волной в спине, как будто между лопаток кто-то положил нагретую ладонь.

— Привет-привет, — Даня сбросил кеды, прошел вперед, опустился на пол перед креслом и скрестил руки на Полиных коленях, уткнувшись в них подбородком. — Интересная книга?

Она показала ему обложку:

— Ага. Про то, как оборонительные рубежи превратились в торговый пункт. А почему ты через окно? В дверь не пустили?

— Да я и не ломился, — признался он. — Мы с Потапычем как прикатили — ну Потапыч, он меня в бане отпаривал после нашего поцелуя… О, мы же были на болотах, где васса с вьером живет! Она рассказала мне про то, кем была та старуха, которая меня после волков спасла и с которой ты жила в той избушке… Ты только послушай!