Книга Госпожа преподаватель и Белый Феникс, страница 87 – Марика Полански

Фицпатрик остановился и вцепился длинными пальцами в спинку кресла. Согнувшись, он опустил голову, несколько раз выдохнул и поднял взгляд на меня.

— Всем рты не заткнёшь, Эжена. Даже если министр узнает об этом, то всё равно поползут грязные слухи, и тогда мне придётся уволить тебя, чтобы сберечь репутацию Академии. Потому что, выбирая между зарвавшимся преподавателем и Академией, я выберу последнее.

Я прищурилась и подалась вперёд.

— Если узнают, — произнесла с нажимом на первое слово, подняла указательный палец и, улыбнувшись, помахала им: — А «если» — это моё любимое слово.

Пока девочки мечтают о том,

как свести с ума мужчин,

женщины размышляют,

куда им деваться от толпы

влюблённых безумцев.

— Мне нужна помощь, ваша светлость. Очень нужен призрак на завтрашнюю лекцию. А вы для этого идеально подходите.

Ответом стала тишина.

Я тяжело вздохнула. Облокотившись спиной на стену, кое-как расшнуровала надоевшие за день туфли и направилась в комнату. Пол качался под ногами, будто палуба корабля, угодившего в бурю. Мебель, шторы, обои — всё выглядело изломанным, каким-то неправильным и таким непривычно ярким, что хотелось зажмуриться.

Первое, что я сделала, зайдя в спальню, — это задёрнула тяжёлые тёмно-коричневые шторы. Приятный полумрак окутал помещение, и я с облегчением выдохнула. Потом огляделась, по-прежнему щуря глаза.

Определённо Сержан был здесь. Но почему-то не желал появляться. Вот только заскоков его герцогской светлости мне не хватало!

— Ваша светлость? — негромко позвала я. В комоде что-то зашелестело, тихо, едва различимо. Даже мыши, — и те топают громче. Я возвела глаза к потолку, потом прикрыла их рукой и тяжело опустилась в кресло. — Неверные жёны зачастую прячут своих любовников в гардеробе… Но чтобы прятаться в комоде с женским бельём! Ваша светлость, вылезайте! Иначе я решу, что вы один из тех несчастных, которые в детстве были обделены материнской любовью, а теперь жаждут нацепить на себя парочку дамских вещей, чтобы хоть как-то быть к ней ближе.

— Ближе к кому? — донеслось из комода.

— К матери, разумеется.

Шуршание стало более отчётливым. Я устало положила голову на раскрытую ладонь, глядя, как из второго ящика просачивается прозрачная фигура герцога.

— Должен заметить, моя матушка была достойнейшей женщиной, — начал было он, но, увидев меня, наклонил голову набок и скривился. Усы недовольно зашевелились над верхней губой. — Боги! Вид у вас, как у новообращённого умертвия!

— Да и чувствую я себя примерно так же, — я хмыкнула и прикрыла глаза. К горлу подкатывала тошнота. — Ни жива ни мертва… Вот у меня только один вопрос: как у достойнейших матерей получаются такие интересные экземпляры, которые прячутся в женском белье?

— Я всегда питал слабость ко всему, что связано с женщинами. Особенно с красивыми. Но сейчас речь не обо мне. Что с вами?

Я с трудом разлепила веки и воззрилась на Сержана сквозь растопыренные пальцы.

— Голова болит. И не просто болит, а раскалывается так, как будто её засунули в чан и яростно бьют молотками.

Призрак приблизился ко мне, согнулся и вытянул шею. Его лицо было так близко с моим, что я даже почувствовала ледяной сквозняк. А ещё отметила про себя, что у призрака необычная радужка — серая, но как будто бы она светилась. Выглядело это жутко, но завораживающе.