Книга Сдалась орку по собственному желанию, страница 18 – Мария Авенская

— Это боевой трофей, — пояснила я.

— Записал, — отозвался Угрюмый.

Мы тронулись к реке — вчетвером: трое орков и я, а сверху — белая власть в лице Пушинки.

На повороте к мосту что-то цветовато задвигалось, запричитало, зашаркало по гравию… и баба Глаша, запыхавшись, догнала нас. В одной руке узел (тяжёлый, там определённо есть кастрюля), в другой связка ключей.

— Девка, — сказала она, останавливаясь, — оставлю огород и дом. Не мила мне деревня без тебя.

Я заморгала.

— Баб Глаша, ты что… — я развела руками. — Там же огурцы, куры, соленья, Дуняша без тебя умрёт…

— Дуняша без меня не умрёт, — уверенно отрезала она. — Она всех переживёт, и меня, и тебя, и твоего зелёного. А у тебя кто детей нянчить будет? Кого ты будешь вызывать по ночам «бабка, у младшего режутся клыки»? Меня.

— Но это же неизвестность, — попыталась я вяло. — Дорога, степь, эльфы...

— Во-первых, молчи, девка. Мы идём вместе. — Во-вторых, я тебя в обиду не дам.

Рагхар глянул на неё — долго, уважительно. Наклонил голову:

— Будешь старшей женщиной клана.

— Буду бабкой, — отрезала Глаша. — Как прикажете на вашем орочьем? «Глаша-старшая-не-переубеждаемая» — так пойдёт?

— Так и впишем в летопись, — кивнул Угрюмый.

Мы переглянулись с Рагхаром — и мне захотелось обнять всех. Всех — это много, даже для меня, но я попыталась: получила в ответ крепкую ладонь на спине, белый хвост в подбородок и шлепок по плечу от Глаши: «Не распускай нюни, ступай».

Мы перешли мост. Река под нами пела, дальше дорожка вдоль камыша.

Солнце поднималось выше. Деревня за спиной стала маленькой. Я поправила платок, не закрывая ушей - теперь можно, пусть видят. Ладонь утонула в ладони Рагхара.

***

Мы остановились у ив, где река делает дугу. Пушинка выслеживала светлячков, Угрюмый ставил котелок, Глаша делала вид, что спит (на деле — слушала лучше всех). Оставалось совсем немного идти, я уже видела крыши эльфийских дворцов издалека.

Река перед глазами вдруг шевельнулась.

Тонкая серебряная нить словно вышла из самой воды, это не сон, не наваждение, а зов, который я знаю давно, как запах печёного хлеба.

— Элирэнна… — прошептал ветер. — Дочерь луга. Та, что слышит траву.

Я встала. Платок сполз на плечи. Рагхар не двинулся, только коротко кивнул:  иди, я здесь .

Подошла к воде. В отражении две серьги и девчонка, у которой наконец перестали дрожать колени. Я вдохнула и впервые ответила сама:

— Я слышу. Но меня зовут Мэл.

Из густой тени ив вышла женщина с цветущей веткой в волосах. Лицо — как у меня, только старше и спокойнее. На шее кулон, листочек из серебра

— Дневное имя — Мэл, — сказала она мягко. — Ночное — Элирэнна. Мы не звали тебя уйти. Мы звали — принять.

— Принять — что? — голос не сорвался: видимо, ему тоже захотелось знать.

— Себя целиком, — кивнула женщина. — Ты — из двух дорог. Идёшь сразу обеими — значит, идёшь верно.

Река вздохнула. За спиной тихо присела трава - это Рагхар встал рядом, не входя в круг света. Женщина посмотрела на него долго:

— Береги её. Она — держит мосты.

— Берегу, — ответил он..

Женщина сняла с шеи листок и протянула мне. Металл холодил ладонь.

— Когда позовёт ночь — надевай. Когда звенит день — оставляй в мешочке.

Я кивнула.

Ветер смягчился. Зов не исчез — улёгся. Как река, вошедшая в берег.

Женщина улыбнулась и исчезла.

— Ну что, Мэл, — хмыкнула за моей спиной Глаша, «просыпаясь», — раз ты теперь законно замужняя, пора уже пирожков напечь. Народ голодный.