Книга Развод в 40. Счастье на десерт, страница 8 – Лия Пирс

В первый же день, еще до официального открытия, ко мне заглянули соседи — милая пожилая пара из дома напротив.

— Ой, а мы уже и не надеялись, что тут что–то нормальное откроется, а не очередной бар! — воскликнула женщина и купила два яблочных пирога с корицей. Они уходили, благодаря меня так проникновенно, будто я спасла их не от скучного ужина, а от верной голодной смерти.

Потом зашла элегантная дама в дорогом пальто, сказала, что шла мимо и не смогла устоять перед ароматом. Унесла целый торт «Прага», даже не поинтересовавшись ценой. Я смотрела ей вслед с замиранием сердца, мой торт уезжал в большой мир в фирменной коробке с логотипом.

А под вечер, когда я уже чувствовала приятную, вымотанную усталость на пороге появился мальчишка лет десяти. Он застенчиво переминался с ноги на ногу, сжимая в кармане какую–то мелочь.

— Тётенька, а у вас есть что–нибудь… ну… за двадцать рублей? — прошептал он, краснея до корней волос.

Сердце мое сжалось. Я посмотрела на витрину, на его стоптанные кеды, и без раздумий достала самый пухлый, самый красивый эклер.

— Конечно, солнышко. Вот, как раз сегодня акция — первый эклер для будущего постоянного клиента бесплатно! — я протянула ему лакомство, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Мальчишка сначала не поверил, а потом одарил меня такой смущенной, и сияющей, что у меня в груди защемило.

Так и пошло. День за днем я вставала в пять утра, когда город еще спал. Включала свет на кухне, и начинался мой балет: месила тесто, взбивала кремы, варила карамель, ставила в печь противни. Усталость к вечеру была дикая, до боли в спине и дрожи в ногах, но она была какая–то особенная.

Кузя, между прочим, тоже официально «трудоустроился». Он облюбовал подоконник у входа и сидел там, как лондонский страж у Букингемского дворца, встречая клиентов своим важным кошачьим взглядом. Многие студенты и молодые мамы с детьми сначала заходили «на котика», а уж потом, как бы невзначай, покупали и по пирожному. Кузя стал нашей местной достопримечательностью.

И вот однажды, в один из таких уже привычных дней, когда я наводила лоск, полируя стеклянную витрину до блеска, дверной колокольчик звонко возвестил о новом посетителе.

Вошёл мужчина. Высокий в идеально сидящем строгом темно–синем костюме. В глаза сразу бросились его широкие плечи, крепкая фигура, тёмные волосы с лёгкой сединой на висках. Чёткие скулы, прямой нос и взгляд серых глаз, от которого хотелось спрятаться. Он выглядел так, будто несёт на себе полмира, и ещё чуть–чуть.

Он бегло, оценивающе оглядел помещение, его взгляд скользнул по полкам с вареньем, по скрипящим стульям, задержался на Кузе, который лишь презрительно прищурился в ответ, и наконец уставился в меня.

Он неловко кашлянул и произнес низким, немного хриплым голосом, сорванным, показалось мне, то ли от простуды, то ли от сигарет:

— Один эспрессо. И… этот, с шоколадом, — он кивнул в сторону витрины с эклерами.

— С сахаром? — спросила я, ставя перед ним маленькую фарфоровую чашку, из которой поднимался терпкий пар.

— Без, — коротко бросил он, даже не взглянув на меня, и переместился за столик у окна. Он двигался легко и бесшумно для своего роста, словно крупный хищник, привыкший экономить энергию.

Я принялась вытирать уже и без того сияющий прилавок, украдкой наблюдая за ним. Он сидел с неестественно прямой спиной, будто его позвоночник был собран из стальных прутьев, а не из позвонков. Каждый его жест был точен, минималистичен и лишен всякой суеты. Мужчина–скала, — промелькнуло у меня в голове.