Книга Меч тени и обмана, страница 190 – Люсинда Дарк

— Скорее всего, это сделала Рахела.

Он пристально смотрит на меня, и мне не нужно уметь читать его мысли, чтобы понять, какие вопросы роятся в его взгляде. — Она нашла меня во дворе несколько недель назад и попыталась утопить за то, что я была там.

Две темные брови сходятся вместе, образуя маленькую V-образную складку между ними, когда он хмурится. — Ты этого не говорила.

Я пожимаю плечами. — Тогда это было неважно.

— Я обратился к Долосу с конкретной просьбой, — говорит он. — Тебя должны были изгнать из Академии, а не… выпороть.

Я наклоняюсь вперед, пока верхняя часть моей груди не упирается в разделяющую нас решетку. — Что ты мог предложить ему в ответ на эту просьбу? — Спрашиваю я, скорее из любопытства, чем расстроенная этим открытием.

Он отворачивает от меня голову и тут же отпускает решетку. Он никогда не казался мне трусом, но теперь я понимаю, что он вполне может им быть. Жестокий в своей неспособности предвидеть потенциальные трещины в своем маленьком плане. Меня охватывает дрожь, и я обхватываю себя руками за плечи, также отстраняясь от решетки.

— Если ты не хочешь отвечать на этот вопрос, тогда зачем ты пришел сюда? — Наконец спрашиваю я после еще нескольких минут молчания. — Я знаю, может показаться, что у меня есть все время в мире, пока я заперта здесь на следующие три дня, но мне, вероятно, следует хорошенько выспаться, если я собираюсь пережить голод и порку.

Он вздрагивает, но не отвечает. Я выдыхаю и отворачиваюсь от него, возвращаясь на свое место у стены. Подложив плащ под задницу, я опускаюсь на твердую землю и складываю ноги вместе, скрещивая их, как это сделал бы ребенок. От этого движения кожа на внутренней стороне моих бедер растягивается, но неприятных ощущений нет, особенно после всей этой тяжести в присутствии Долоса.

— Уф. — Я упираюсь локтем в колено и подпираю голову рукой. — Если ты не собираешься ничего говорить, тогда тебе лучше уйти. Здесь, внизу, холодно, и я уверена, Боги не хотели бы, чтобы ты что-нибудь подхватил.

— Ты же знаешь, что это невозможно, — огрызается он в ответ, заслужив мою усмешку. Конечно, я это знаю. Я просто подумала, ответит ли он что-нибудь на этот комментарий, и он ответил. Он нервничает. Ему неловко. И, что самое удивительное, он чувствует себя чертовски виноватым.

Хорошо, я думаю. Он, блядь, должен так себя чувствовать.

Я никогда не хотела становиться у него на пути. Я, блядь, никогда не хотела, чтобы эта чертова миссия длилась так долго. Он полон ярости и раскаяния, но я полна смирения. Мне всегда приходилось быть такой. Он играл в игру, в которой, как он думал, мог бы выиграть, чтобы попытаться избавиться от меня — пешки, по его мнению. Он хотел от меня избавиться, не пролив крови, но кто-то вроде него уже должен был знать, что весь этот мир — не что иное, как кровь. Кровь наших отцов и матерей, кровь в наших жилах и кровь, которая течет по улицам, когда самые могущественные правят всеми.

Мы убиваем, чтобы выжить, даже если мы не ассасины. Соблазняем и разрушаем. Ни для кого из нас нет спасения.

— Ты сидишь здесь и, похоже, все еще не понимаешь, Кайра, — огрызается он голосом, полным яда. — Через три дня тебя выведут на арену, и вся Академия будет наблюдать, как Аксан исхлестает твою спину до крови.