Книга Кровь богов и монстров, страница 89 – Люсинда Дарк

— Один человек не может контролировать население точно так же, как не может переломить ход битвы. Их должно быть больше. Ты говоришь, что хочешь остановить происходящее, но сколько времени тебе потребовалось, чтобы принять решение действовать? — Это началось с меня? Или раньше? Он уже потерпел неудачу один раз? Должна ли я быть просто еще одной мертвой пешкой в его усилиях исправить зло, которое совершили он и его братья?

Кэдмон молчит в ответ на мой вопрос, но я еще далека от завершения. Я ставлю фигурку короля на место сильнее, чем необходимо, и звук, который она издает, похож на громкий щелчок в почти полной тишине оранжереи.

— Сколько пешек ты убил, чтобы оказаться здесь, Кэдмон?

Резкий вдох подтверждает — я не зря задала этот вопрос. Я закрываю глаза, не желая смотреть ему в лицо, когда он ответит. Я не хочу видеть то, что там появится — вину или стыд. Неважно, что он чувствует теперь. Когда ты отнимаешь чью-то жизнь, ты делаешь выбор. И принимаешь все последствия. Вина и стыд не вернут мёртвых и не сотрут прошлое. Я знаю это лучше многих. Мир — беспощадное место, и иногда, чтобы выжить, нужно быть таким же безжалостным, как монстры, с которыми сражаешься.

— Я не притворяюсь, будто знаю, что ты чувствуешь, Кайра, — начинает Кэдмон, и от моего внимания не ускользает, что он отказывается отвечать на мой последний вопрос. — Но я не привел тебя сюда — в Академию, — потому что не вижу будущего. Ты и есть будущее своего поколения.

К черту. Его. Я хочу закричать ему в лицо, ударить его, осудить несправедливость, которая окружает не только меня, но и каждую несчастную душу, родившуюся в этом мире менее могущественной, чем Бог. — Нет, это не так, — говорю я ему. — Я всего лишь пешка в твоей игре. — Слова проникают в меня, а затем в воздух, но как только они вылетают, я отказываюсь брать их обратно. В конце концов, это правда.

Я думала, что уже достаточно хорошо усвоила, что по-настоящему положиться я могу только на себя. Регис пошел к Офелии, а Офелия знала… Десять. Чертовых. Лет. Она знала. И все же она никогда не говорила мне правды. Есть ли кто-нибудь в этом забытом Богами мире, кто на моей стороне? Кто ставит меня выше всех остальных? Желание чего-то столь нелепого, как верность, жалко, и все же я все еще хочу этого.

— Если ты вообще что-то значишь, Кайра, то ты ключ, а не пешка. Но если бы это было так, я бы хотел, чтобы ты запомнила вот что… В конце партии и пешка, и ферзь оказываются в одной коробке. — Словно подчеркивая этот факт, он поднимает одну из фигур на доске и по иронии судьбы, это единственная оставшаяся пешка. Фарфор поблескивает под светом, пробивающимся сквозь мутное стекло.

Мне нечего на это сказать. Мне нечего сказать. Он прав, но мы также говорим гипотетически и гиперболами. Не о реальности. Реальность такова:

Боги — лжецы, и если я не найду способ смириться с пророчеством, которое Кэдмон всеми силами пытается воплотить, то под угрозой будет не только моя жизнь.

В конце концов, так было всегда. Сначала это была моя и моего отца. Потом это была моя и всего Преступного Мира. Теперь это моя и Даркхейвенов. Если бы я так не держалась за свои моральные принципы, было бы так легко отвернуться, и отказаться играть в эти игры.

Я не могу.

Я не заинтересована в спасении жизней Смертных Богов этой Академии или других, если уж на то пошло. Я не заинтересована в спасении жизней ни смертных, ни Богов. Все они — винтики в этой часовой башне ужасной иерархии. Только потому, что они сидели сложа руки и позволяли этому обществу расти и гноиться таким образом, каким оно есть, почему я должна быть той, кто это исправит? Почему я должна быть той, на кого они это взваливают?